"Гилберт Кийт Честертон. Пять праведных преступников" - читать интересную книгу автораизгнанницей. Он смотрел это шесть раз, даже зубами не скрипел. А как она
разговаривает! Первый муж ее не понимал, второй до конца не понял, третий понемногу понял, а пятый - нет, и так далее, и так далее, словно там есть что понимать. Сами знаете, что такое абсолютно себялюбивый дурак. А он терпит даже их. - Собственно говоря, - ворчливо произнес высокий, - он выдумал современное искупление - искупление скукой. Для нынешних нервов это хуже власяницы и пещеры. Помолчав немного, Пиньон резко спросил: - Как вы все это узнали? - Долго рассказывать, - ответил тот, кто сидел напротив. - Дело в том, что Марийяк пирует раз в год, на Рождество. Он ест и пьет, что хочет. Я познакомился с ним в Хоктоне, в тихом кабачке, где он пил пиво и ел тушеное мясо с луком. Слово за слово, мы разговорились. Конечно, вы понимаете, разговор был конфиденциальный. - Естественно, в газету я не дам ничего, - заверил журналист. - Если я дам, меня сочтут сумасшедшим. Теперь такого безумия не понимают. Странно, что вы так к нему отнеслись. - Я рассказал ему о себе, - ответил странный человек. - Потом познакомил с друзьями, и он стал у нас... ну, президентом нашего маленького клуба. - Вот как! - растерянно сказал Пиньон. - Не знал, что это клуб. - Во всяком случае мы связаны, - сказал его собеседник, - Каждый из нас, хотя бы однажды, казался хуже, чем он есть. - Да, - проворчал высокий, - всех нас не поняли, как тетушку Праг. она. Мы живем недурно, если учесть, что репутация наша омрачена ужасными преступлениями. Мы разыгрываем в самой жизни детективные рассказы или, если хотите, занимаемся сыском, но ищем мы не преступление, а потаенную добродетель. Иногда ее очень тщательно скрывают, как Марийяк... да и мы. Голова у журналиста кружилась, хотя, казалось бы, он то привык к преступлениям и чудачествам. - Кажется, вы сказали, - осторожно начал он, - что вы запятнаны преступлениями. Какими же? - У меня - убийство, - сказал его сосед. - Правда, оно мне не удалось, я вообще неудачник. Пиньон перевел взгляд на следующего, и тот весело сказал: - У меня - простое шарлатанство. Иногда за это выгоняют из соответствующей науки. Как доктора Кука, который вроде бы открыл Северный полюс. - А у вас? - совсем растерянно обратился Пиньон к тому, кто столько объяснил. - А, воровство! - отмахнулся он. - Арестовали меня как карманника. Глубокое молчание, словно туча, окутало четвертого, который еще не произнес ни единого слова. Сидел он не по-английски прямо, тонкое деревянное лицо не менялось, губы не шевелились. Но, повинуясь вызову молчания, он превратился из дерева в камень, заговорил, и акцент его показался не чужеземным, а неземным. - Я совершил самый тяжкий грех, - сказал он. - Для кого Данте оставил |
|
|