"Гилберт Кийт Честертон. Умеренный убийца ("Четыре праведных преступника" #2)" - читать интересную книгу автора

может не воскликнуть, вот как наша героиня: "Пирамиды!"
Едва она это произнесла, какой-то голос шепнул ей в ухо не громко, но с
пугающей отчетливостью: "Что на крови построено, то снова кровью
окропится... Это записано нам в назидание".
Мы уже упомянули, что Барбара Трэйл была не лишена воображения; верней
было бы сказать о воображении чересчур богатом. Но она готова была
поклясться, что голос - не плод ее воображения; хотя откуда он раздался у
нее над ухом, воображение ее отказывалось понять. Она в полном одиночестве
стояла на тропе, бежавшей вдоль стены и ведущей к садам вокруг резиденции
губернатора. Наконец она вспомнила про самое стену и, быстро глянув через
плечо, увидела голову - если ей это не почудилось, высунувшуюся из-за тени
смаковницы - единственного дерева поблизости, потому что она уже оставила на
сто метров позади последнюю хилую оливу. Как бы то ни было, голова - если
это была голова - тотчас скрылась; и тут-то Барбара испугалась; она больше
испугалась исчезновения, нежели появления головы (или не головы?). Барбара
ускорила шаг, она уже почти бежала к дядюшкиной резиденции. Возможно, именно
благодаря этому внезапному ускорению она почти сразу же заметила, что некто
спокойно продвигается впереди нее той же тропкой к губернаторскому дому.
То был весьма крупный мужчина; он занимал всю узкую тропу. У Барбары
явилось уже несколько знакомое ей ощущение, будто она идет следом за
верблюдом по узкой улочке в восточном городишке. Но человек этот ставил ноги
тяжело, как слон; он вышагивал, можно сказать, даже с некоторой помпой, как
бы в торжественной процессии. Он был в длиннющем сюртуке, и голову его
венчала высоченная красная феска, выше даже, чем цилиндр лорда Толбойза.
Сочетание красного восточного головного убора с черным западным
костюмом - нередко среди эфенди тех краев. Но в данном случае оно казалось
неожиданным и странным, потому что мужчина был светловолос и длинная
белокурая борода его развевалась на ветру. Он мог бы послужить моделью для
идиотов, рассуждающих о нордическом типе европейца. Подцепив ручку одним
пальцем, он, как игрушкой, помахивал дурацким зеленым зонтиком. Он все
замедлял шаг, а Барбара все ускоряла и потому едва удержалась, чтоб не
вскрикнуть или, например, просто попросить его посторониться. Тут мужчина с
бородой оглянулся и на нее уставился; потом поднял монокль, укрепил в глазу
и тотчас рассыпался в улыбчивых извинениях. Она сообразила, что он близорук
и минуту назад она была для него не более как мутное пятно; но было еще
что-то в перемене его лица и поведения, что ей и раньше случалось видывать,
но чему она не могла найти названия.
С безупречной учтивостью он объяснил, что направляется в резиденцию
оставить записку для одного чиновника; и у Барбары не было решительно ни
малейших оснований ему не верить и уклониться от беседы. Они пошли рядом,
болтая о том, о сем; и не успели они обменяться несколькими фразами, как
Барбара поняла, что имеет дело с человеком необыкновенным.
Сейчас много приходится слышать об опасностях, каким подвергается
невинность; много вздора, а кое-что и разумно. Но речь, как правило, вдет о
невинности сексуальной. А ведь немало можно сказать и об опасностях,
навлекаемых невинностью политической. Например, необходимейшая,
благороднейшая добродетель патриотизма очень часто приводит к отчаянию и
гибели, нелепой и безвременной из-за того, что высшие слои общества нелепо
воспитываются в духе ложного оптимизма относительно роли и чести империи.
Молодые люди империи вроде Барбары Трэйл, как правило, никогда не слыхивали