"Ф.Чешко. В самое-самое небо" - читать интересную книгу автора

вцепившись в правое голенище - между стиснутыми грязными пальцами
пробивалась темная струйка. Я было примерился стаскивать с него сапог, но
офицер отчаянно замотал головой:
- Отставить, вольноопределяющийся! Помогите встать.
Я позволил себе вытаращиться, и он разъяснил на удивление терпеливо:
- Нельзя, чтоб солдаты надолго потеряли меня из виду. Разбегутся.
Пожав плечами, я обхватил его под мышки, вздернул на ноги - поручиково
серое от боли лицо оказалось совсем рядом, буквально глаза в глаза. А через
миг...
Потом я долго убеждал себя, что действительно законы физики никак бы
мне не позволили расслышать тот проклятый снаряд; что поручик, опершись на
раненую ногу, потерял равновесие, а я, пытаясь его удержать, тоже потерял
равновесие...
Может, в конце концов все это и стало бы казаться правдой даже мне
самому... если бы я смог принудить себя забыть, как глаза поручика - карие,
почти черные - вдруг полыхнули бездонной ослепительной синевой. И я упал. И
повалил его на себя. До сих пор не удается мне вытряхнуть из памяти тупой
отвратительный звук, с которым в его спину врезались осколки.
Сколько же раз в жизни я успевал замечать ледяные синие взблески в
самых разных чужих глазах? Мне бы очень хотелось сказать: "Не помню". Но я
помню. Помню каждого, благодаря кому в свои полтора века выгляжу лет на
сорок.
Так чем же ты недоволен, долгожитель? У многих на совести куда больше
дряни - и ничего, не тужат. "Срам глаза не выест", "живая собака лучше
мертвого льва" - это тебе не хухры-мухры, это народная мудрость. Ты что,
умнее народа? Даже народов? А слово "трус" вообще не при чем. У тебя два
Георгиевских креста и орден Славы - забыл? Вот и не скули. Никакое это не
проклятие, это мамин подарок. Получил - пользуйся. Или не пользуйся. Если
сможешь.
А мелодия-пиявка пухнет, прочнеет - словно бы упиваясь моими
воспоминаниями, словно бы вздуваясь от них.
Пиявка.
Нет - змея.
Гадина подколодная.

"И-извела-а меня тоска-кручи-ина,
По-одколодна-а-ая змея..."

Тонкий, надтреснутый плач мусолит-затирает душу серым ластиком
безнадеги.
"То мое, мое сердечко сто-онет..."
Назойливая жалоба исподволь становится громче, добирает внятности.
Приближается? Или это я приближаюсь? О-хо-хо... Все мы к кое-чему
приближаемся. Всегда. Каждый миг. Пути приближения разные (кому прямиком
выпадает, кому - обочь да окрест), и видится приближаемое всем по-разному, а
бывает, и вообще не видится до последнего мига. Но кульминация этого самого
приближения для всех одинакова. Хотя - как знать! Ведь никто еще
по-настоящему не вернулся, не рассказал.
Впереди распахнулась дверь очередного особнячка; с низкого крыльца
развалисто, по-хозяйски спустился коренастый парняга в дорогом спортивном