"Федор Чешко. Как лист увядший падает на душу" - читать интересную книгу автора

идиотская истерика, которую я позавчера закатил Машке, если бы не глупая
наша ссора, черта с два она пошла бы одна на свадьбу к этой дуре. На такие
мероприятия мы уже давно или ходим вместе, или вообще не ходим. Но вот -
обиделась на меня Машка. А может даже и не просто обиделась, а решила, что
все, что кончилось у нас, что не нужна она мне больше... И пошла туда,
пошла одна, и засиделась допоздна. И возвращалась одна в темноте. И в
темном подъезде какой-то гад ударил ее по затылку тяжелым и твердым,
ограбил и убежал. А Машка, Машенька моя, осталась лежать там, в подъезде,
одна, и лежала не меньше часа, пока не нашли ее хватившиеся родители. А я
в это время в теплой постельке блаженствовал, подонок, сволочь, дубина
эгоистическая...
Как я смог, как посмел наговорить ей все это? Ну, вообще-то причина
была, Машка тоже хороша, конечно... Хоть бы предупредила меня заранее, что
ли... А то представьте: замечаю я на столе у своего сотрудника журнал
"Советское фото", и от нечего делать оный перелистываю. И натыкаюсь...
Работа молодых и подающих и подающих огромные надежды фотохудожников,
некоей О.Загоскиной и М.Раевской. "Амазонка" называется. Красочно, ярко,
во весь лист - эта самая М.Раевская (короче - Машка моя) верхом ка
неоседланной лошади. Ну, с лошади, допустим, взятки гладки, на ней хоть
уздечка есть. А на Машке только только выражение лица и ничего кроме.
Каково, а? А тут еще эта сволочь (я имею в виду сотрудничка своего) у меня
на глазах выдирает из журнала эту фотографию и цепляет на стену, при чем я
даже по морде ему навешать не могу, потому как имеет полное право.
Ну, вечером я Машке и выдал. Нет, сперва я еще находил в себе силы
держаться в целом корректно, даже шутить умудрялся: осведомился например,
кто такая эта О.Загоскина, уж не та ли кобыла, на которой Машка сидит. Но
когда в ходе беседы выяснилось, что данная публикация уже аж двадцать
восьмая, и что у них альбом из печати выходит, и что скоро на голые
машкины прелести сможет пялиться любой ублюдок не только в Союзе, но и в
Голландии, Бельгии и еще где-то... Вот тут-то меня и понесло. Машка,
конечно, тоже в долгу не осталась. Чего-то она там успела мне рассказать и
о том, что считала меня художником, да, видно, ошиблась, и о дикарях, не
умеющих ценить прекрасное и видящих в женщине только самку... Но я-то
успел наговорить в десять раз больше и оскорбительнее, вот в чем беда.
И главное, что я, скотина безрогая, Машку не знаю что ли? Одно наше с
ней знакомство чего стоит! Но тогда почему-то ни малейшего желания
проповедовать на темы нравственности во мне не пробудилось.
А познакомились мы у Паши на дне рождения. Они с Машкой к этому
времени давно встречались, и даже вроде жениться надумали - во всяком
случае Машка по его квартире уже в фартучке суетилась, на правах хозяйки,
значит. А я был тогда целую неделю в мрачном расположении духа по причине
последнего разговора с Эллочкой (она мне этак вдумчиво и рассудительно
объяснила, что я очень хороший, но ей, Эллочке то-есть, все же не подхожу
вследствие мизерности моих доходов). А тут еще Пашка назвал полный дом
своих коллег-ментов, и под их веселенькие беседы о детской проституции и
пьяных драках я малость перебрал - так, не до свинства, а до легкой
бесшабашности на почве черной тоски. И как-то так получилось, что набилось
в кухню полно гостей - покурить, а потом все ушли и остались только мы с
Машей. Что-то там мы с ней трепались - ну, так, хмельные шуточки, слегка
фривольные, конечно, но чтоб к примеру границы перейти - это ни-ни.