"Николай Черкашин. Тайны погибших кораблей (От 'Императрицы Марии' до 'Курска')" - читать интересную книгу автора

доброго лова, а на бортах и транцах утлых суденышек пестрели знаки от
дурного глаза - око, начертанное посреди растопыренной пятерни. Кое-где
ржавели прибитые к рубкам "счастливые" подковы. Видно, нелегко доставалась
рыбацкая добыча, если приходилось надеяться на помощь стольких амулетов...
Кричали муэдзины с белых минаретов, пытаясь наполнить уши правоверных
мудростью пророка через воронки радиорупоров.
Аллах акбар! Велик базар... Плывут малиновые фески, чалмы, бурнусы...
Велик торговый карнавал! Пестрые попоны мулов, яркая эмаль мопедов, сияющая
медь кувшинов на смуглых плечах водоносов, пунцовые связки перца,
разноцветная рябь фиников, миндаля, маслин, бобов...
На приступах, в нишах, подворотнях, подвальчиках кипела своя жизнь. Под
ногами у прохожих старик бербер невозмутимо раздувал угли жаровни с медными
кофейниками. Его сосед, примостившийся рядом, седобровый, темноликий, по
виду не то Омар Хайям, не то старик Хоттабыч, равнодушно пластал немецким
кортиком припудренный рахат-лукум. Разбаш, наш офицер, тут же приценился к
кортику, но старец не удостоил его ответом. Он продавал сладости, а не
оружие.
Закутанные в белое женщины сновали бесшумно, как привидения. Порой из
складок накрученных одеяний выскользнет гибкая кофейная рука, обтянутая
нейлоном французской кофточки, или высунется носок изящной туфельки. В толпе
не увидишь старушечьих лиц - они занавешены чадрой, и потому кажется, что
город полон молодых хорошеньких женщин. Но это одна из иллюзий Востока.
У ворот испанской крепости Касбах к нам подбежала девушка европейской
внешности, но с сильным местным загаром. Безошибочно определив в Разбаше
старшего, она принялась его о чем-то упрашивать, обращаясь за поддержкой то
ко мне, то к Симбирцеву. Из потока французских слов, обрушенных на нас, мы
поняли, что она внучка кого-то из здешних русских, что ее гранд-папа, бывший
морской офицер, тяжело болен и очень хотел бы поговорить с
соотечественниками, дом рядом - в двух шагах от крепости.
Мы переглянулись.
- Может, провокацию затеяли? - предположил Симбирцев.
- Напужал ежа! - воинственно распушил бакенбарды командир плавбазы. Нас
трое, и мы в тельняшках... Посмотрим на обломок империи. Наверняка с
бизертской эскадры.
И мы пошли вслед за девушкой, которую, как быстро выяснил Разбаш, звали
Таня и которую он всю недолгую дорогу корил за то, что та не удосужилась
выучить родной язык. Девушка чувствовала, что ее за что-то упрекают, но не
могла понять за что и потому жеманничала преотчаянно. Она привела нас к
старинному туземному дому, такому же кубическому и белому, как и теснившие
его соседи-крепыши.
Мы вошли в белые низкие комнаты уверенно и чуточку бесцеремонно, как
входят в дом, зная, что своим посещением делают хозяевам честь и одолжение.
"Обломок империи" лежал на тахте под изъеденным молью пледом. Голова,
прикрытая мертвыми серебристыми волосами, повернулась к нам с подушки, и
старик отчаянно задвигал локтями, пытаясь сесть. Он сделал это без помощи
внучки, подобрал плед, оглядел нас недоверчиво, растерянно и радостно.
- Вот уж не ожидал!.. Рассаживайтесь! Простите, не знаю, как вас
титуловать...
Мы назвались. Представился и хозяин:
- Бывший лейтенант российского императорского флота Еникеев Сергей