"Николай Черкашин. Пламя в отсеках " - читать интересную книгу автора

трубопровод системы воздуха высокого давления. Отсек сразу же превратился в
подобие мартеновской печи. Мощное давление заглушило впрыск фреона, раздуло
пламя сжатым воздухом.
В корме бушевал тысячеградусный, многажды спрессованный и оттого еще
более яростный огонь, а на табло в центральном посту светился знак:
"Температура больше 70°". Других приборов, показавших бы, как высоко
скакнули в отсеке температура и давление, на пульте не было. Но вскоре и
без них стало ясно, что пожар необычный... Из шестого отсека мичман
Колотилин сообщил тревожную весть:
- Наблюдаю протечки дыма...
Через несколько секунд и в шестом хлестнула огненная струя.
- Центральный! - рвался из динамика голос Колотилина. - Выброс
гидравлики из-под правого турбогенератора. Бьет, как из огнемета... Трудно
дышать... Прошу разрешения включиться в ИП!
- Добро!
Даже если он и успел натянуть ИП - изолирующий противогаз, то
незамысловатый аппарат мог спасти его лишь от дыма, но не от огня. Шестой
наддулся и тоже превратился в полыхающую топку. Немедленно остановили
правый турбогенератор. Левый остановился сам. Тут же сработала
автоматическая защита реактора. Замер гребной вал. Подлодка лишилась хода.
Потерять ход на большой глубине - смертельный номер: под корпусом субмарины
исчезает подъемная гидродинамическая сила, несколько секунд инерции - и
провал в бездну. В эти критические мгновения рок, и без того слепой, просто
взбесился. Из пятого успели прокричать:
- Пожар...
Из четвертого доложили:
- Искрит станция циркуляционного насоса первого контура...
Межотсечная связь вдруг предательски прервалась. Отключился и
телефон... Приборы на пультах "сыпались" один за другим. Заклинил
вертикальный руль... То был бунт машины. На языке техники - лавинообразное
нарастание аварийной ситуации. А под килем - километровая глубина. А над
рубочным люком полуторастометровая толща. А в отсеках - пожары. И нет хода.
И нет связи... Что толку кричать в микрофон: "Пятый, дайте ЛОХ в шестой",
когда впору давать фреон в пятый из четвертого. Но там люди.
В эти секунды решалась судьба всех 67 еще живых на борту людей. Ее
решали в центральном посту пять человек: капитаны 1 ранга Коляда и Ванин,
инженеры-механики Бабенко и Юдин, еще боцман старший мичман Ткач, чьи руки
сжимали "пилотский" штурвал. Из этой пятерки, свершившей невидимый миру
инженерный подвиг, заставившей всплыть агонизирующую атомарину, в живых
потом остался только один - Коляда. Только он один видел и знает, как
сноровисто и безошибочно действовал весь расчет ГКП, как молниеносно
переключали механики тумблеры и клавиши, обесточивая одни системы, запуская
резервные. Понимали друг друга без слов, с полувзгляда. Пальцы их прыгали,
как в дьявольских пассажах Паганини, ловя обрывки секунд...
Еще не зная, проваливается лодка или всплывает, "хозяин реактора"
капитан-лейтенант Игорь Орлов стал останавливать грозное сердце атомохода.
Он опустил компенсирующие решетки на нижний концевик и погасил жар
"ядерного котла". По счастью, насосы, подававшие "холод" в активную зону,
работали исправно. Чернобыль не повторился.
С глубины 157 метров, на которой подводный корабль потерял ход, лодка