"Андрей Чернецов, Владимир Лещенко. Девичьи игрушки " - читать интересную книгу автора

позавчерашнего похода в книжную лавку. Не станет же нахал считать прямо
здесь, на глазах заимодавца?
- Один черт! - заулыбался господин копиист.
Принял мелочь так, словно не ему, а он дает. Откланялся.
- А насчет конца третьего акта подумать надобно, - погрозил
пальчиком. - Не гладко...
- Подумаем, подумаем, - согласился Сумароков, проворно выпроваживая
гостя дорогого, пока еще чего не удумал присовокупить.
Не успел.
- Знаешь чего, Александр Петрович, - недобро прищурился гость,
нахлобучивая на голову, треуголку.
Тревожно екнуло сердце.
- Я ведь, пошутил, - заговорщицки склонился Барков к уху драматурга. -
Первый-то русский стихотворец - я. Второй - Ломоносов. А ты - разве что
только третий!
И быстро вышмыгнул вон из дверей, провожаемый рыком смертельно
раненного зверя.

Мост изогнул спину, словно кошка, поглаживаемая ласковой хозяйской
рукою.
Народу об эту пору дня заметно поприбавилось.
И все равно этого прохожего слуга закона узнал. Тот, утренний грубиян.
Снова стоит у перил и поплевывает. Чего, спрашивается, ему здесь надобно?
Аль в другом каком месте плевать не может?
Подозрительно.
Чеканным шагом прошествовал к молодцу и кашлянул, грозно положив руку
на рукоять сабли.
Молодой человек обернулся.
Ага, навеселе. Понятненько.
- Пройдите, сударь. Не положено.
- Как же, как же, - туманно улыбнулся грубиян. - Помню. Першпектива...
Сама государыня...
- Вот-вот, - ответствовал стражник, а сам прикидывал, задержать
разговорчивого субъекта до выяснения личности или нет.
- На вот тебе, - протянул к нему ладонь парень.
- Это чавой? - не понял вояка.
- Алтын. У тебя ведь нет алтына?
Стражник быстренько принял деньги и отошел. Чудной какой-то барин.
Блаженный, что ли?
Жизнь заметно налаживалась. Теперь можно и домой. Прохор уже, чай,
заждался. Полтора суток поэта не было дома. Надо бы купить носатому малый
гостинчик. Восьмидесяти пяти копеек, полученных от Сумарокова (вот
сквалыга!), должно хватить до пенсиона. В случае чего у Михаилы Василича
когда заморит червячка. Лизавета Михайловна, опять же, сердце доброе,
завсегда передает сухарь-другой озорной птице.
Внимание господина копииста привлекла странная группа, шествовавшая
мимо него по мосту.
Двое солдат. А между ними - девка. Судя по наряду, из таковских. Что
продают любовь за деньги.
Но что-то несуразное было в ее облике, что заставило поэта взглянуть на