"Джеймс Х.Чейз. Перемените обстановку" - читать интересную книгу автора

отличал бриллиант от горного хрусталя, но он знал, как приумножить
состояние. Его и Сидни считали богатыми, а прослыть богатым в
Парадайз-Сити - значит попасть в категорию чертовски состоятельных людей.
В то время как Люс, пятидесятилетний, дородный и с лицом, которому
позавидовал бы бульдог, пребывал за стеной, Сидни порхал по
демонстрационному залу, если только не занимался у себя в кабинете
созданием какой-нибудь новинки. Большинство старых клуш я предоставлял
ему. Они его обожали, но богатые молодые дамочки, состоятельные
бизнесмены, подыскивающие необычный подарок, и те, кто получил в
наследство бабушкины драгоценности и хотели вставить камни в новую оправу
или оценить их, шли ко мне.
Гомосексуалисты - странные твари, но я с ними лажу. Я убедился, что
очень часто у них находишь больше таланта, больше доброты, больше
верности, чем у обычных "настоящих мужчин", с какими сталкиваешься в нашем
изобильном Сити.
Конечно, у монеты есть и оборотная сторона, которая бывает
отталкивающей: их ревность, их вспыльчивый нрав, их язвительность и
зловредность, какой позавидует любая женщина.
Сидни обладал всеми достоинствами и недостатками среднего гомо. Мне
он нравился, и мы отлично ладили.
С расплывшейся от слез косметикой, с опухшими глазами Сидни дрожащим
голосом сообщил мне новость. Джуди умерла на операционном столе.
Мне, по его словам, повезло: сотрясение мозга и сильно рассечен лоб,
но через неделю я буду ходить, как часы.
Именно так он и выразился: ходить, как часы. Такая у него была манера
говорить. Он учился в английской частной школе, пока его не вышибли за
попытку соблазнить учителя физкультуры.
Я не мешал ему рыдать надо мной, но сам над собой слез не проливал.
Когда я полюбил Джуди и думал прожить с нею до скончания века, где-то в
глубине меня зародилось чувство счастья, хрупкое, как яичная скорлупа. Я
знал насколько оно хрупко, всерьез рассчитывать на длительное счастье в
том мире, где мы живем, вряд ли имеет смысл, но думал и надеялся, что наша
скорлупа уцелеет в течение некоторого времени. Когда он сказал, что Джуди
умерла, я почувствовал, как скорлупа треснула и мой красочный мир стал
черно-белым.
Через три дня я встал на ноги, но не таким, как прежде. Похороны были
тяжелыми. Явились все члены загородного клуба, из Нью-Йорка прилетели отец
и мать Джуди, и я плохо их запомнил, но они показались мне хорошими людьми.
Мать Джуди сильно напоминала свою дочь и это расстроило меня. Я
вернулся домой с облегчением. Сидни не отходил от меня, и я молил бога,
чтобы он ушел и оставил меня в покое, но он сидел и не уходил и, пожалуй,
если вспомнить, то его присутствие пошло мне на пользу. Наконец, около
десяти он встал и сказал, что пойдет домой.
- Возьми месяц отпуска, Ларри, - сказал он. - Играй в гольф, съезди
куда-нибудь. Приди в себя. Ее ничем не вернешь, но тебе жить дальше... так
что поезжай, а когда вернешься - работай как проклятый.
- Я приду завтра и буду работать как проклятый, - сказал я. - Спасибо
за все.
- Никаких завтра! - Он даже топнул ногой. - Я хочу, чтобы ты отдыхал
месяц... это приказ!