"Антон Павлович Чехов. Невеста" - читать интересную книгу автора

летом; бородатый, со всклокоченной головой, всё в том же сюртуке и
парусинковых брюках, всё с теми же большими, прекрасными глазами; но вид у
него был нездоровый, замученный, он и постарел, и похудел, и всё
покашливал. И почему-то показался он Наде серым, провинциальным.
- Боже мой, Надя приехала! - сказал он и весело рассмеялся. - Родная
моя, голубушка!
Посидели в литографии, где было накурено и сильно, до духоты, пахло
тушью и красками; потом пошли в его комнату, где было накурено, наплевано;
на столе возле остывшего самовара лежала разбитая тарелка с темной
бумажкой, и на столе и на полу было множество мертвых мух. И тут было
видно по всему, что личную жизнь свою Саша устроил неряшливо, жил как
придется, с полным презрением к удобствам, и если бы кто-нибудь заговорил
с ним об его личном счастье, об его личной жизни, о любви к нему, то он бы
ничего не понял и только бы засмеялся.
- Ничего, всё обошлось благополучно, - рассказывала Надя торопливо. -
Мама приезжала ко мне осенью в Петербург, говорила, что бабушка не
сердится, а только всё ходит в мою комнату и крестит стены.
Саша глядел весело, но покашливал и говорил надтреснутым голосом, и
Надя все вглядывалась в него и не понимала, болен ли он на самом деле
серьезно или ей это только так кажется.
- Саша, дорогой мой, - сказала она, - а ведь вы больны!
- Нет, ничего. Болен, но не очень...
- Ах, боже мой, - заволновалась Надя, - отчего вы не лечитесь, отчего
не бережете своего здоровья? Дорогой мой, милый Саша, - проговорила она, и
слезы брызнули у нее из глаз, и почему-то в воображении ее выросли и
Андрей Андреич, и голая дама с вазой, и всё ее прошлое, которое казалось
теперь таким же далеким, как детство; и заплакала она оттого, что Саша уже
не казался ей таким новым, интеллигентным, интересным, как был в прошлом
году. - Милый Саша, вы очень, очень больны. Я бы не знаю что сделала,
чтобы вы не были так бледны и худы. Я вам так обязана! Вы не можете даже
представить себе, как много вы сделали для меня, мой хороший Саша! В
сущности для меня вы теперь самый близкий, самый родной человек.
Они посидели, поговорили; и теперь, после того как Надя провела зиму в
Петербурге, от Саши, от его слов, от улыбки и от всей его фигуры веяло
чем-то отжитым, старомодным, давно спетым и, быть может, уже ушедшим в
могилу.
- Я послезавтра на Волгу поеду, - сказал Саша, - ну, а потом на кумыс.
Хочу кумыса попить. А со мной едет один приятель с женой. Жена
удивительный человек; всё сбиваю ее, уговариваю, чтоб она учиться пошла.
Хочу, чтобы жизнь свою перевернула.
Поговоривши, поехали на вокзал. Саша угощал чаем, яблоками; а когда
поезд тронулся, и он, улыбаясь, помахивал платком, то даже по ногам его
видно было, что он очень болен и едва ли проживет долго.
Приехала Надя в свой город в полдень. Когда она ехала с вокзала домой,
то улицы казались ей очень широкими, а дома маленькими, приплюснутыми;
людей не было, и только встретился немец-настройщик в рыжем пальто. И все
дома словно пылью покрыты. Бабушка, совсем уже старая, по-прежнему полная
и некрасивая, охватила Надю руками и долго плакала, прижавшись лицом к ее
плечу, и не могла оторваться.
Нина Ивановна тоже сильно постарела и подурнела, как-то осунулась вся,