"Джон Чивер. Бриллианты Кэботов" - читать интересную книгу автора

отдаленной глухоманью, на восточной окраине которой стоял город Нью-Йорк.
Населяли Нью-Йорк алчные иностранцы, суматошливые, задерганные и по
слабости характера абсолютно неспособные вставать в шесть утра, обливаться
холодной водой и преспокойно влачить дни свои в изнурительной скуке.
Миссис Кэбот я знал, когда ей было лет за сорок: коротконогая, с багровым
лицом пьянчужки, хоть и слыла ярой поборницей трезвенности. Седая как снег
голова. Формы, равно пышные как спереди, так и сзади, и спина с памятной
мне впадиной, то ли от жестоких тисков корсета, то ли от начинающегося
лордоза. Почему мистер Кэбот женился на этой чудачке из далекого
Коннектикута, никто толком не знал, да и, в конце концов, кому какое дело,
хоть, впрочем, это ей принадлежали почти все доходные дома на восточном
берегу реки, где селились рабочие с фабрички, изготовляющей столовое
серебро. Дома приносили доход, и все же это еще не значит, будто Эймос
Кэбот женился только по расчету. Плату с жильцов она взимала самолично.
Полагаю, что она и хозяйство вела сама, одевалась скромно, зато носила на
правой руке семь колец с крупными бриллиантами. Вероятно, вычитала
где-нибудь, что бриллианты - надежное помещение капитала, и блеск камней
на ее руке таил в себе не больше очарования, чем шелест банковской книжки.
Бриллианты круглые, квадратные, продолговатые, бриллианты, какие принято
вставлять в лапки... По четвергам она с утра промывала свои бриллианты в
растворе, которым пользуются ювелиры, и развешивала сушиться на бельевой
веревке. Почему - она не объясняла, по при том размахе, какой имели в
городишке чудачества, никто не видел в ее поведении ничего особенного.
Раза два в году миссис Кэбот выступала с лекцией в сент-ботолфской
Академии - так называлась средняя школа, где обучались многие из нас. У
нее были три темы: "Мое путешествие по Аляске" (с показом слайдов), "О
вреде пьянства" и "О вреде курения". Пьянство ей представлялось пороком
столь неслыханным, что, обличая его, она не могла распалиться в полную
силу, зато одна мысль о курении приводила ее в неистовство. Можно ли
вообразить себе распятого Христа с сигаретой в зубах, вопрошала она. Или
деву Марию? Лабораторные опыты ученых показывают: если скормить взрослой
свинье каплю никотина, животное погибает. И так далее, в том же духе. Она
наделяла курение неотразимой притягательностью, и, если мне суждено
умереть от рака легких, я буду в этом винить миссис Кэбот. Выступления
устраивались в классе, прозванном нами Большой зал. Это была просторная
аудитория на втором этаже, где всем нам хватало места. Академию строили в
50-х годах прошлого века, снабдив ее, как было принято в американской
архитектуре того периода, прекрасными высокими большими окнами. Весной и
осенью здание словно бы величаво парило над школьной территорией, но в
зимние дни из широких оконных проемов несло ледяным холодом. В Большом
зале разрешалось сидеть, не снимая пальто, шапки и перчаток. Своеобразие
обстановки усугублялось тем, что в свое время моя двоюродная бабка Анна
приобрела в Афинах обширное собрание гипсовых фигур, и мы, лязгая зубами,
долбили наизусть глаголы волеизъявления в обществе голых, в чем мать
родила, богов и богинь. Таким образом, хула, изрыгаемая миссис Кэбот на
скверну табака, предназначалась, наравне с нами, Гермесу и Венере. Живя во
власти предрассудков, столь же неистовых, сколь и низменных, она, я думаю,
с не меньшим удовольствием ополчилась бы на черных и евреев, но в городке
проживало всего одно чернокожее семейство и одно еврейское - и оба
примерной нравственности. Мне в голову не приходило, что в Сент-Ботолфсе