"Джон Чивер. Наваждение" - читать интересную книгу автора

осталась. Вчерашнее внедрилось не на шутку. Он обдал тело душем, побрился,
выпил кофе и опоздал на семь тридцать одну. Только подрулил к станции, как
электричка отошла, и он глядел вслед упрямо уходящим вагонам, точно вслед
капризной возлюбленной. Дожидаясь электрички восемь ноль две, он, стоял на
опустевшей платформе. Утро было ясное; утро легло лучистым световым мостом
через путаницу переживаний. Франсис был в лихорадочно приподнятом
настроении. Образ девушки словно связал его с миром таинственными и
волнующими узами родства. Автостоянка уже заполнялась, и он заметил, что
машины, прибывшие с возвышенности за Шейди-Хиллом, белы от инея. Этот
первый четкий признак осени радостно взбодрил его. По среднему пути шел
поезд, ночной экспресс из Буффало или Олбани, и на крышах головных вагонов
он увидел ледяную корку. Пораженный небывалой ощутимостью, телесностью
всего, он улыбался пассажирам за стеклами вагона-ресторана - они ели
яичницу, вытирали салфетками губы, проезжали. Сквозь свежее утро тянулись
спальные купе с измятыми постелями, как вереница гостиничных окон. И в
одном из этих спальных окон Франсис увидел чудо: неодетую красавицу,
расчесывавшую золото волос. Она проплыла через Шейди-Хилл как видение, и
Франсис проводил ее долгим взглядом. Затем на платформу поднялась старая
миссис Райтсон и заговорила с ним.
- Вас уже, наверно, удивляет, что я третье утро подряд езжу в город, -
сказала она, - но из-за этих гардин я сделалась настоящей пассажиркой. В
понедельник привезла из магазина, во вторник съездила обменяла их на
другие, а сегодня еду обменивать взятые во вторник. В понедельник я взяла
как раз что мне нужно - шерстяные драпри с ткаными розами и птицами, - но
дома обнаружила, что они не подходят по длине. Вчера обменяла, а привезла
домой - опять не та длина. Теперь молюсь господу, чтобы у драпировщика
нашлась нужная длина. Вы ведь знаете мой дом и какие в моей гостиной окна
и можете понять всю сложность проблемы. Не знаю, что мне и делать с этим
окнами.
- А я знаю, что вам делать, - сказал Франсис.
- Что же?
- Замазать их черной краской изнутри - и заткнуться.
Миссис Райтсон ахнула; Франсис твердо поглядел на нее с высоты своего
роста, давая понять, что это не обмолвка и не шутка. Миссис Райтсон
повернулась и пошла прочь, уязвленная настолько, что даже захромала. А
Франсисом опять владело удивительное ощущение, точно струящийся,
переливчатый свет, - он представлял себе, как расчесывает волосы Венера,
проплывая теперь через Бронкс. Сколько, однако, уже лет я не грубил вот
так - с намерением, с удовольствием, подумал он, трезвея. Бесспорно, среди
его знакомых и соседей есть яркие, одаренные люди, но немало и скучных,
глупых, а он прислушивается ко всем им с равным вниманием. Это у него не
любовь к ближнему, а неразборчивость, он спутал одно понятие с другим - и
путаница губит все. Спасибо девушке за бодрящее чувство независимости.
Пели птицы - последние дрозды и кардиналы. Небо блестело как эмалевое.
Даже запах краски от утренней газеты обострял его вкус к жизни, и мир,
простиравшийся вокруг, был, безусловно, раем.
Если бы Франсис верил в духов и богов любви - амуров с луками, в
каверзы Венеры и Эрота или хотя бы в любовные напитки, колдовские зелья,
привороты, лунную ворожбу, то мог бы этим объяснить теперешний горячечный
подъем и обостренность ощущений. Он был достаточно наслышан об осенней, о