"Джон Чивер. Скандал в семействе Уопшотов" - читать интересную книгу автора

призраков не испытывает удовлетворения от своих трудов? Не потому ли, что
все они были смертны, не потому ли, что все они до единого изведали горечь
смертных мук?
Каверли вернулся к камину. Здесь был реальный мир, освещенный пламенем
горящих дров, прочный и любимый, и все же Каверли ощущал себя не в
гостиной, а в темноте соседних комнат. Почему, сидя так близко к огню, он
чувствовал, как холод скользит вниз по его левому плечу, а мгновение
спустя его охватил озноб, словно кто-то положил ему на грудь ледяную руку?
Если привидения и существовали, то он, как и отец, полагал, что это не
компания для порядочного человека. Они общались с людьми робкими и слабыми
духом. Каверли знал, что, покинув комнату, мы иногда оставляем после себя
веяние любви или злобы. Он был уверен, что, чем бы мы ни расплачивались за
свои любовные похождения - деньгами, венерической болезнью, скандалом,
сплетнями или восторгом, - все равно мы оставляем после себя в гостиницах,
мотелях, меблированных комнатах, на лугах и в полях, где мы так щедро
расходуем самих себя, либо благоухание добра, либо резкий запах зла - и
это подействует на тех, кто придет туда после нас. Возможно, именно
поэтому поколения пылких и эксцентричных Уопшотов оставили после себя
какую-то особую атмосферу, в которой он и чувствовал себя чужаком,
вторгшимся в чужие владения. Пора было ложиться спать; Каверли достал из
шкафа несколько одеял и постелил себе в пустой комнате, расположенной
ближе всего к лестнице.
В три он проснулся. Сияния луны или даже просто ночного неба было
вполне достаточно, чтобы осветить комнату. Он сразу же понял, что
разбудило его не сновидение, не греза, не предчувствие; это было нечто
подвижное, нечто видимое, странное и неестественное. Ужас подействовал
сначала на его зрительные нервы, а потом заставил содрогнуться все его
существо; но раньше всего ужас расширил его зрачки. Каверли успел
проследить, откуда шел ужас, завладевший его нервной системой, - он
родился в зрачках. Ведь глаза его как-никак исходили из реальности, а то,
что он видел, или думал, что видел, был призрак отца. Галлюцинация
повергла его в страшное смятение, и он затрясся в психическом и телесном
ознобе, задрожал от ужаса и, сев в постели, заорал:
- О отец, отец, отец, зачем ты вернулся?
Громкие звуки собственного голоса несколько успокоили Каверли.
Привидение как будто бы вышло из комнаты, Каверли чудилось, что он слышит,
как скрипят ступеньки лестницы. Вернулся ли отец за чашкой молока с
печеньем или чтобы почитать Шекспира, вернулся ли он, потому что
чувствовал, подобно всем остальным, горечь смертных мук? Вернулся ли он,
чтобы вновь пережить то мгновение, когда он отказался от высшего
блаженства, какое дарует человеку молодость, - когда он проснулся,
чувствуя в себе меньше мужества и решимости, чем обычно, и осознал, что
врачи не могут излечить от осени и нет лекарства от северного ветра? Он
еще ощущал аромат своей юности - запах клевера, благоухание женской груди,
столь похожее на береговой ветер, пахнущий травой и деревьями; но для него
настало время освободить место кому-то более молодому. Прихрамывающий,
седой, он не меньше любого юноши хотел гоняться за нимфами. По холмам и
долам. То вы их видите, то они исчезают. Мир - это рай, рай! Отец, отец,
зачем ты вернулся?
В соседней комнате послышался шум, как будто что-то упало. Если бы