"Александр Чаянов. Венедиктов или достопамятные события жизни моей" - читать интересную книгу автора

Незнакомец вышел и быстро подошел к женщине. Настенька,
это была она, вскочила и с криком "нет у вас больше надо
мною власти!" побежала к пруду. Не имея сил добежать, она
подняла предмет, бывший у нее в руках, над головою и, бросив
его с размаха в воду, упала. Гнилая ночная вода пруда
проглотила брошенное.
Незнакомец приближался. Рыдания Настенькины наполнили
мою душу ужасом, и готов я был броситься к ней на помощь, но
не смог сделать ни шагу и снова почувствовал себя в
безраздельной его власти и, как заговоренный, стоял у ветлы.
"Эй, ты!" - услышал я его властный голос, и ноги мои
подошли к нему.
Не помню, как мы подняли с земли мою Настеньку, как
уложили ее в карету, как сел я с ней рядом, как тронулась
карета. Помню только, что долго видел я, отъезжая в ночном
тумане, сгорбленную фигуру незнакомца, стоящего у берега
пруда и упорно ищущего что-то, наклоняясь.

ГЛАВА IV

Марья Прокофьевна всплеснула руками, когда внес я
Настеньку в ея домик на берегу Неглинки, совсем у церкви
Настасии Узорешительницы.
Добрая женщина, царство ей небесное, засуетилась.
Уложили мы Настеньку на диван, под часы карельской березы.
Марья Прокофьевна отослала меня самовар ставить, а сама
облегчила Настеньке шнуровку.
Долго не могли мы привести ее в чувство. Настенька,
бедная, плакала, несуразные вещи всякие во сне говорила.
Стало светать. Третьи петухи запели, как пришла она,
родная голубушка, в себя, улыбнулась нам и заснула спокойно.
Сквозь кисейные занавески и ветви розмарина, стоящего по
окнам, розовела утренняя заря. Марья Прокофьевна потушила
свечу, ставшую ненужной. Ровное спокойное дыхание Настеньки
поднимало ее грудь, золотистый локон рассыпался по тонкому
полотну подушки. Часы тикали особенно значительно и
спокойно в утренней тишине. У Спасовой, что в Копье, церкви
ударили к заутрене.
Я с сожалением поднялся со стула и стал разыскивать свою
шапку, собираясь уходить. Однако Марья Прокофьевна меня не
отпустила и очень просила вместе с ней выкушать утренний
кофий. Добрая женщина встретила меня, как давнишнего
знакомого, хотя допрежде того мы никогда не встречались.
Никогда не забуду я этого дня, все мне в нем памятно. И
половики на лаковом полу, и клавикорды с раскрытой страницей
Моцартовой, и горку с фарфоровой и серебряной посудой... Но
больше всего в памяти остался глубокий диван со спинкой
красного дерева, по которой лениво и сонно плыли блики
утреннего солнца и силуэтные профили, тонко рисованные тушью
по перламутру и висевшие в затейливых рамках над диваном.