"Олег Игоревич Чарушников. Картотека (Сб "Если так рассуждать...")" - читать интересную книгу автора

"Заперли, сволочи!"

Утро выдалось скверное, а день того гаже.
Первое, что увидел Гоша, выйдя на кухню поутру, - записку на столе,
гласившую следующее:
"Не хочешь человеком быть, сиди, поганец, взаперти! Приду поздно. Л."
Ни секунды не медля, Гоша кинулся в прихожую, дернул массивную дверь,
плечом долбанул. Дохлый номер! Не поддались и на волос чудо-запоры,
врезанные еще отцом. Основательный был человек, расхлябанности на дух не
выносил. В наследство, впрочем, оставил кукиш...
"Заперли, сволочи!" - гневно подумал Гоша и лег обратно на диван.
И покатился день, который, как уже сообщалось, был гадким.
Занимался Гоша такими делами:
во-первых, лежал на диване;
во-вторых, рассматривал подшивку журнала "Англия", взятую с боем у одной
бывшей подруги;
в-третьих, обдумывал план мести жене, коварно запершей его в квартире;
и в-четвертых, размышлял, чем бы таким, черт побери, заняться!
Так как ровно ничего толкового не придумывалось, Гоша продолжал лежать,
терзать подшивку, в которой, как назло, вместо снимков, способных
воспламенить воображение, попадались все больше коттеджи да газоны, да
спуски на воду военных кораблей.
Диван, даром что не наш, мерзко скрипел при малейшем шевелении. От
"Англии" с души воротило. Чтобы развеяться, Гоша врубил верный "Юпитер".
Но и магнитофон, несмотря на космическое название, неземных восторгов не
принес, ибо старые на нем были записи, обрыдшие, и как ни прибавляй звук -
нового ничего не услышишь.
Тогда Гоша придумал такую штуковину: поймал на радиоприемнике по УКВ
первую программу телевидения, а телевизор включил на вторую.
На экране мужчина с мощной шеей выводил нечто оперное. Из радио лилось
нежное детское: "Возьми меня, олень, в свою страну оленью..." Артикуляция
и звук иногда совпадали, и это веселило Гошу. К несчастью, радость, как и
все хорошее на свете, имеет конец. По первой программе завели бодягу про
ранний сев зерновых, а по второй пошла 5-я симфония Шостаковича.
Оставалось кусать локти.
Был Гоша молодым парнем с вислыми усами, то ли студентом, то ли нерисующим
художником - одним словом, человеком довольно свободным, и жизнь вел
рассеянную. О соседе своем через стенку, старике Грандиозове, он и слыхом
не слыхал...


Глава 3.

Под литерой "в"

Грандиозов кончил вырезать последнюю статью. Набралось их в общей
сложности пять, - день, таким образом, и впрямь удался на славу. Они
лежали рядышком на столе, готовые к предварительному разбирательству: две
о взяточниках, две о приписчиках и еще одна о тракторе, провалившемся под
лед.