"Карел Чапек. Коллекция марок " - читать интересную книгу автора

инстинкт, сохранившийся с тех времен, когда мужчина коллекционировал головы
врагов, захваченное оружие, медвежьи шкуры, оленьи рога и вообще все, что
становилось его добычей. Но коллекция марок - это не просто собственность,
это - вечное приключение; ты как бы с трепетом прикасаешься к краешку
далекой страны, скажем, Бутана, Боливии или мыса Доброй Надежды; просто у
тебя с этими чужедальними землями возникает что-то вроде личной, интимной
связи. В общем, есть в коллекционировании марок некий мотив путешествий и
мореплавания, короче, этакой всеобщей мужской тяги к приключениям. Это все
равно как некогда с крестовыми походами...
Как я уже говорил, моему отцу это не нравилось; отцы обычно не любят,
когда их сыновья заняты не тем, чем они сами, - я, господа, так же относился
к моим сыновьям. Отцовство - вообще некое смешанное чувство; есть в нем
великая любовь, но и какая-то предвзятость, недоверие, враждебность - не
знаю, как это выразить; чем больше любишь своих детей, тем сильнее это
другое чувство. Короче, мне с моей марочной коллекцией приходилось прятаться
на чердаке, чтобы отец ни о чем не догадался; на чердаке стоял старый ларь
из-под муки, и мы залезали в него, как два мышонка, и показывали друг другу
марки: смотри, вот это Нидерланды, это Египет, и тут Swerige, то есть
Швеция. И в том, что нам приходилось прятать наши сокровища, было нечто до
греховности прекрасное. А добывать эти марки было еще одним приключением; я
ходил по знакомым и незнакомым семьям и клянчил марки со старых писем. В
некоторых домах, где-нибудь на чердаке или в секретере, хранились полные
ящики старых документов, - самые блаженные часы я проводил, сидя на полу и
перебирая пропыленные кипы бумаг в поисках экземпляра, какого у меня еще не
было, - видите ли, по глупости, я не собирал дубликатов; и если мне
попадалась старая Ломбардия или какое-нибудь из немецких маленьких княжеств
или вольных городов - я испытывал прямо мучительную радость, - ведь всякое
безмерное счастье причиняет сладкую боль. А Лойзик поджидал меня на улице, и
когда я наконец выходил, то еще с порога шептал ему: "Лойза, Лойзик, там был
один Ганновер!" - "Взял?" - "Ага!" И мы мчались с добычей домой, к тайнику.

В нашем городе были текстильные фабрики, выпускавшие низкие сорта
джутовых, бязевых, ситцевых тканей и прочую хлопчатобумажную ерунду, все это
производилось для цветных племен всего земного шара. И мне разрешили
приходить на фабрики и искать марки в корзинах для бумаг; здесь были мои
самые богатые охотничьи угодья: тут я находил Сиам и Южную Африку, Китай,
Либерию, Афганистан, Борнео, Бразилию, Новую Зеландию, Индию, Конго, - не
знаю, звучат ли еще для вас эти названия как нечто таинственное и желанное.
Господин, какая радость, какая невероятная радость найти марку хотя бы из
Straits Settlements. Или - Корея, Непал! Новая Гвинея! Сьерра-Леоне!
Мадагаскар! Послушайте, такой восторг может понять только охотник, искатель
кладов или археолог среди своих раскопок. Искать и найти - вот величайшее
напряжение и удовлетворение, какое только может дать человеку жизнь. Каждому
человеку следовало бы что-нибудь искать, - если не марки, то - истину или
волшебный цвет папоротника, а то хотя бы каменные наконечники стрел и урны.
Да, это были прекраснейшие годы моей жизни, когда я дружил с Лойзиком и
собирал марки; Но вот я заболел скарлатиной, и Лойзика не пускали ко мне,
хотя он торчал у нас в коридоре и насвистывал, чтобы я его слышал. Как-то
раз за мной не уследили, что ли; в общем, я удрал из постели и - шасть на
чердак посмотреть свои марки. Я так ослабел, что с трудом поднял крышку