"Карел Чапек. Первая спасательная" - читать интересную книгу автора

ней хоть раз наедине! Как тогда... ну и поломал же он себе голову! Он
договорился с Адамами, что по воскресеньям они будут давать Станде завтрак;
и в то воскресенье он не спустился в кухню. Он сидел в своей светелке
наверху, на столе - розы, и делал вид, будто читает. Что-то будет, боже,
что будет: принесет ли ему Мария завтрак, или о нем позабыли? Так было
страшно: казалось, прошли часы; наконец кто-то идет по лестнице, у Станды
забилось сердце, захватило дух. Кто-то постучал. "Войдите", - еле
выговаривает Станда пересохшими губами, и Мария входит с завтраком на
подносике. "Сейчас я должен сказать ей все, сейчас или никогда, - с ужасом
чувствует Станда, - она должна слышать, как бьется мое сердце!" Он не смог
даже поднять на нее глаза; ему были видны лишь ее руки, исколотые пальцы и
светлые волосики на белой коже у локтя. "С-спасибо", - в отчаянии, угрюмо
выжал он из себя, и белые руки на мгновение застыли, может быть он должен
был сказать еще что-то, может быть, извиниться, зачитался, мол... но это
был конец, конец навеки! Она ничего не сказала - и ее уже нет; никогда,
никогда больше Станда не посмеет думать, что сюда войдет Мария. Это конец.
Да что там сказать - вскочить бы, взять подносик у нее из рук, коснуться ее
пальцев: она закраснелась бы, залилась бы румянцем под самую блузку... А он
только мрачно склонился над книгой, не помня себя от ярости и злости, может
она заметила, что он нахмурился, и обиделась. И Станда чувствует себя
жалким и обескураженным как никогда.
Нет, нужно не так, - размышляет Станда. - Мария должна увидеть, ч го я
выше окружающей среды - то есть духовно и вообще. У нас с ней могло бы быть
столько общих интересов! Например, если бы у меня здесь были книги, как
можно больше книг, она непременно когда-нибудь сюда заглянула бы.
"Не сердитесь, но мне очень хотелось бы прочесть вот эту книгу". -
"Как странно, Мария, ведь эта книга как раз та самая, что словно написана
кровью моего сердца; я подчеркнул тут кое-какие фразы, которые заставили
меня думать о вас". И вот двое склоняются над книгой; волосы Марии щекочут
ему лицо, рука ее касается его плеча. "Станда, это удивительно, ведь то,
что вы подчеркнули, я чувствовала тысячи раз!.." И однажды после смены
Станда отправился в город-- прямо к букинисту; он почти перестал есть, лишь
бы выкроить несколько лишних крон из жалованья откатчика. Книги... какие же
книги? Станда долго колеблется, роется в стопках книг и в конце концов
уносит сверток, значительно меньших размеров, чем предполагал. И когда он
дома перелистывает книги, его охватывает неясное ощущение, что он, кажется,
выбрал совсем не то; он не находит фраз, которые хотел бы подчеркнуть для
Марии; в книгах нет того, чего жаждет непонятая и разочарованная душа,
понимаешь - ни слова о великих подвигах, о подлинно великой любви и
искуплении...
И все же у Станды как-то веселее на душе от того, что у него есть уже
куча книг, и он пытается все их прочесть. Кто знает, может, когда он
работает под землей, Мария приходит сюда убирать комнату, берет в руки одну
из его книг, садится на краешек постели и начинает читать, читать; это уже
какие-то узы -скажем, духовные узы; это почти так же интимно, как пить из
одного стакана. О, если бы от этих книжек повеяло слабым ароматом Марии!
Почему я так люблю тебя, Мария, почему обречен беспрестанно думать о
тебе, Мария? Почему? Быть может потому, что у нас столько общего; мы оба
живем среди грубых людей, которые нас не понимают, оба задыхаемся от
мелочей жизни. Мне нужно столько сказать тебе, Мария! Но будет день,