"Александр Борисович Чаковский. Свет далекой звезды (Повесть) " - читать интересную книгу автора

или оказавшиеся на оккупированной территории, невзирая на все пройденные
ими последующие проверки, сейчас увольняются из армии. Некоторым из них
вновь предъявлялись уже не раз опровергнутые обвинения.
Завьялову было бы легче знать, что его в чём-то обвиняют. Тогда перед
ним была бы цель, он знал бы, что ему надо оправдаться, ещё раз подробно,
со всеми деталями рассказать, что ни одной минуты он не был в плену, что
сохранил все свои документы...
Но, очевидно, те, кто решал сейчас его судьбу, всё это хорошо знали. И
тем не менее, подчиняясь какому-то железному, бездушному принципу, они
вычёркивали его из той жизни, вне которой он не мог существовать.
С этим Завьялов не мог примириться. Его сердце, его разум восставали
против непостижимо жестокого решения. Единственное, что он мог сделать, -
это путём многолетних усилий заставить себя не вспоминать, что случилось с
ним в том 1946 году. Забыть...


Но сейчас Симонюк напомнил. Буднично, безжалостно.
Завьялову захотелось сказать Симонюку что-нибудь очень резкое, злое,
обидное, доказать, что он не прав, что он грубо, пошло, омерзительно
ошибается...
Ошибается? В чём? Разве Симонюк сказал что-нибудь, кроме правды? Ну да,
Симонюка вызывали в Смерш - "Смерть шпионам", - так стал в 1943 году,
кажется, официально называться Особый отдел, военная контрразведка. Да, он
обязан был передавать туда письма на имя Завьялова, если бы они пришли.
Писем не было. Вот и всё. О чём спорить?
Таков голос логики. Но звучал ещё и другой голос. Тот, что в течение
всех этих лет восставал против подобной логики. И сейчас он звучал для
Завьялова громче всех остальных. Этот голос подсказывал ему, что своей
сухостью, бездушием, своим пренебрежительно-ироническим отношением ко
всему, что сейчас так волновало Завьялова, Симонюк как бы ещё раз
"узаконивал" всё, что с ним, Завьяловым, произошло, утверждал незыблемость
положения вещей, их неизменность.
- Она жива! - громко и с вызовом сказал Завьялов, глядя Симонюку в
глаза.
Тот усмехнулся и повторил:
- Мираж, товарищ бывший майор. Говорю: воздух ловишь.
- Нет!.. - крикнул Завьялов.
- Что "нет"? - переспросил Симонюк.
- Она жива! Я не мог ошибиться!
Очевидно, возбуждение Завьялова стало раздражать Симонюка. Не глядя на
Завьялова, он спросил:
- Ну, и что же ты от меня хочешь?
- Вспомни, может быть, ты когда-нибудь встречал того замполита... Ну,
который прислал письмо о её гибели, может быть, есть какие-нибудь
подробности, детали...
- От тех, кто сгорает, деталей не остаётся.
- Но это ошибка, понимаешь, ошибка! - воскликнул Завьялов. - Ведь я
видел её, видел! Завтра в одиннадцать я буду в редакции, и мне скажут, где
был сделан снимок, назовут место, адрес...
- И дальше?