"Александр Борисович Чаковский. Свет далекой звезды (Повесть) " - читать интересную книгу автора

с утра: предстоял полёт в тыл, в другой мир, в другую жизнь, из которой
они, как им казалось, ушли очень, очень давно. А теперь на время
возвращаются и поэтому должны взять с собой всё, что может там пригодиться.
Некоторые уже успели забыть, что в первую очередь необходимо человеку в
тылу. Они взяли с собой уйму свежих подворотничков, матерчатых и
целлулоидовых, мундштуки и ножи с рукоятками из плексигласа - входящий в
моду армейский шик, портупеи к поясным ремням, которые никогда не носили в
боевые лётные будни, шинели и плащ-палатки, рассчитанные на разную погоду и
на разные случаи жизни, фляги с водкой. До блеска начистили сапоги...
И вот они в кузове полуторки едут к штурмовикам. Не по такой дороге,
как там, на экране, укатанной и гладкой, а по проклятым фашинам. Трясутся
со скоростью десяти километров в час. Ехать трудно, то и дело перегревается
мотор, и вода в радиаторе закипает, и шофёр бегает меж деревьев со ржавым,
помятым ведром в руках в поисках болотца, или лужи, или фугасной воронки,
наполненной водой... А потом они снова трясутся на рёбрах фашин, пока
ответственный за воздух не крикнет: "Воздух!" И тогда все выпрыгивают из
кузова и бегут в лес, а шофёр отказывается съезжать с дороги, потому что
съехать легко, а выбраться из волховских болот невозможно...
Ехать нудно и трудно, но Завьялову весело. Ему очень весело, Володьке
Завьялову, молодому лётчику-истребителю, кавалеру ордена Красной Звезды. Он
чувствует за своей спиной трепет крыльев боевой славы, и они несут его в
тыл, в большой город, где нет затемнения, где по улицам девушки ходят в
обычных (нет, в необычных!) платьях, где есть кино и, наверное, клубы и
можно потанцевать... "Потанцуем, девушка?" Вот он стоит перед ней, самой
красивой, орден поблескивает тусклым, но благородным светом, и гимнастёрка
чуть морщится на груди, когда он склоняется перед девушкой в лёгком
поклоне. И она смущённо отвечает: "Пожалуйста, только я плохо танцую". А он
галантно: "Что за разговор! Я тоже..."
Но нет, ничего этого не было. Случилось совсем другое.
Чудо произошло нежданно-негаданно. Это только в операх чудеса заранее
дают знать о своём появлении. На сцене начинает темнеть, молнии полосуют
небо, раздаются глухие раскаты грома, и порывы ветра пригибают к земле
деревья, гремит медь оркестра, барабан выбивает тревожную дробь...
А они, Завьялов и его товарищи, ещё за пять минут до того, как всё это
произошло, попросту тряслись по проклятой деревянной дороге, проложенной в
побитом артиллерией лесу. Потом они увидели поляну в полкилометра шириной и
в полтора длиной и на ней ИЛы, уткнувшие свои хвосты и фюзеляжи в гущу
деревьев.
Машины стояли по краям поляны-аэродрома, метрах в пятидесяти одна от
другой. Уже смеркалось, самолёты, очевидно, лишь недавно вернулись после
боевого задания. Механики в синих замасленных комбинезонах заботливо
укрывали моторы маскировочными ветками, по наезженному травянистому следу
полз бензозаправщик, другой стоял у одного из самолётов, змеевидный шланг
тянулся по крылу. На крыле сидел на корточках механик. Командир полка
Симонюк был в кабине грузовика. Он высунулся из окна, когда машина
проезжала мимо самолёта, и крикнул:
- Как до вашего КП добраться?
- Прямо давай, - ответил, не оборачиваясь, механик.
Шофёр нажал на газ, машина рванулась вперёд, в тот же момент сидящий на
крыле механик встал, обернулся, и тогда...