"Вадим Черновецкий. Лолиты " - читать интересную книгу автора

прекрасных и загорелых девушек, гуляющих где угодно почти полностью
обнаженными выше пояса, только с какими-то странными штуками, едва
прикрывающими их грудки. О, я был одной из них, одной из этих
самоунижающихся богинь!
Возмущенное небо густо наливалось кровью. Цвет ее менялся от алой,
артериальной, до бордовой, венозной.
Я полз по высокому, длинному металлическому столбу, и весь мир, весь
мир владел мною. Ледяная и мертвая сталь жгла мое живое и горячее тело,
мелкий холодный дождь цапал мою грудь, мои возбужденные соски - он тоже
унижал их! А на самом верху, добравшись по столбу до лестницы, я как можно
дольше висел на нем, растянувшись всем своим телом, чтобы как можно больше
людей увидело меня таким поверх невысокого забора и почти облетевших кустов.
Я дарил себя всему миру. И чем больше уставали мои мускулистые руки, тем
больше напрягался под брюками мой орган - я даже начинал тереться им,
трепещущим и жарким, о холодный, мертвый, невозмутимый столб.
А тучи на западе были такими красными, что на землю, казалось, может
обрушиться лишь кровавый дождь.
А однажды меня застал на прогулке теплый летний дождь. Черная вода
заливала ночную Москву. Город блестел и сиял. Асфальт превратился в шкатулку
драгоценных камней. Неон витрин и рекламы, букв и рисунков распластался,
разлился по мокрой, утопающей в ливне земле. Асфальт ликовал: по нему
плавали рубины и янтари, изумруды и алмазы, аметисты и сапфиры, бериллы и
жемчуга. Все цвета земли переливались у меня под ногами. Это был настоящий
праздник красок, воды и огня.
На улицах не было почти никого, и я, будто бы от ливня, стянул с себя
футболку и побежал домой, поскорее - тоже будто бы от ливня. Да, да, я бежал
обнаженным по городу среди бела дня! И каждый прохожий был для меня огромным
стыдом - и огромным подарком. Я хотел, чтобы они разглядывали меня,
ощупывали, царапали, может быть, даже били плетьми. А потом, вбежав в свой
подъезд, я встретил там сразу несколько человек, - о это был сюрприз, это
был настоящий взрыв, хотя и физиологический взрыв случился позже, в моей
комнате, на кровати. Теперь я, я был в роли этих любящих публичное обнажение
сильных и красивых зверьков. Это было стыдно - это было волшебно.
На почве этого бурного нарциссизма я повадился делать дома гимнастику с
гантелями. Часть ее я делал лежа на полу на специальной подстилке. Конечно,
от этих упражнений я разогревался и, надо ли говорить, обнажался часто до
самых трусов, оставаясь один на один со своим телом. Зрителей не было, даже
когда они были, ибо как-то так сложилось, что домашние всегда были для меня
вне сферы эротического. Зрителем - единственным и всепоглощающим - был я
сам. Да-да, именно всепоглощающим: мне хотелось сожрать себя. Как я любил
эти руки, ноги, живот и грудь! Моя голова, мои глаза были хилым, одетым,
холодным и умным, мое тело - обнаженным, горячим, красивым, сильным и
глупым. Моя голова обладала властью над моим телом, ибо видела его и даже
могла приказать рукам, которые на эти минуты тоже становились как бы частью
головы, щупать его, трогать, трогать где угодно и как угодно.
О, я никогда не забуду, как я лежал, голый и жаркий, посреди пустой и
холодной комнаты, и страстно и отчаянно обнимал свое тело: грудь, ребра,
талию, бедра, теребил свой член, который, как ни странно, внутренне был в
этом разделении частью головы, ведь он, не будучи для меня прекрасным, лишь
реагировал на красоту остального тела, хотя внешне и сам являлся телом...