"Акакий Церетели. Баши-Ачук (Историческая повесть) " - читать интересную книгу автора

каждый думал только о том, как бы что-нибудь урвать, и не щадил своего же
родича; позабыв об исконных святынях, люди клялись именем шаха. И если среди
дворян и князей еще попадался кое-где порядочный человек, не изменивший
своей вере и болеющий душой за родину, - его осуждали и поносили свои же
соплеменники.
Только в крестьянстве, среди рабочего люда, орошающего трудовым своим
потом горы и долы страны, обагренной кровью предков, которые боролись и пали
за родину, еще не заглохло чувство всенародного единства: крестьянство
готово было вспыхнуть, подобно лучине, и ждало только искры.
Именно в это время жил в Кахети владетель Ахметы Бидзина Чолокашвили,
человек безупречный и щедро одаренный природой; персам не удалось привлечь
его на свою сторону ни угрозами, ни милостями. Кахетинцы удивлялись
странному повелению Бидзины и осуждали его. - Слыханное ли дело, - говорили
князья, - счастье стучится к нему прямо в ворота, а он чудит и не пускает
его к себе в дом! Клянемся шахом, будь мы на его месте, мы бы показали себя
на зависть врагам!
Много подобных пересудов доходило до Бидзины, но он отмалчивался... и
только с сокрушением покачивал головой. Однажды к Бидзине пожаловал в гости
его дядя Джандиери.
Этот Джандиери принадлежал к числу людей, которые, как говорится,
держат нос по ветру и примыкают то к одному, то к другому лагерю, в
зависимости от того, что им выгоднее. Возвысившись по милости персов,
Джандиери пользовался в Кахети большим влиянием: он был чуть ли не первым
советником при наместнике шаха; персидский правитель Пейкар-хан не решал без
Джандиери даже самых мелких дел. Вот и теперь, как выяснилось впоследствии,
он подослал своего советника к Бидзине Чолокашвили.
За обедом Джандиери не спеша, слово за слово, втянул хозяина в
разговор:
- Племянник мой, - сказал он между прочим, - меня поистине удивляет
твое упорство. Господь щедро одарил тебя. И ума у тебя достаточно и
сообразительности. И судьба к тебе милостива! Но ты сам себе враг. Я уже
говорил и повторяю: при дворе тебя ждет великое счастье, а ты, вроде
бездельника нацаркекия, копаешься в золе и все о чем-то размышляешь. Почему
ты никак не хочешь расстаться с Ахметой? Она твоя и никуда от тебя не
убежит! Было бы куда разумнее приумножить свое состояние на стороне...
- У всякого свой нрав, дядя! - перебил его Бидзина. - Мне и здесь
хорошо. Лучше поменьше, да чистого, чем побольше, да грязи!
- Грязи? Какой грязи? Значит, все мы, кто ныне при дворе шаха,
по-твоему грязные люди?
- Я только о себе говорю...
- Ошибаешься! Погляди на других, как они пользуются случаем и как
живут! Дай бог долголетия шаху! В наше время хорошо ли, худо ли, но его
милостями кормится вся страна.
- Хм! Сначала вырывают изо рта последний кусок хлеба, а потом кидают
нам, словно собакам, объедки со своего стола!
- Да, но если не будет и этого, мы же помрем с голоду!
- А по мне, лучше уж славная смерть, чем такая подлая жизнь, и пока я
жив, буду бороться, чтоб вернуть то, что мне дороже всего.
- Поздно, мой дорогой! "И рад бы взять, да силы не занять!" Не слыхал?
Никто уже в нашей стране так не рассуждает, чего же ты добьешься в одиночку?