Джером Д. Сэлинджер Душа несчастливой истории

Каждый день помощник печатника Джастин Хоргеншлаг, получавший тридцать долларов в неделю, встречал примерно шестьдесят женщин, которых никоща раньше не видел. Таким образом, за четыре года, что он прожила Нью-Йорке, Хоргеншлаг встретил около 75 120 женщин. Из 75 120 женщин не меньше 25 000 были не моложе пятнадцати и не старше тридцати лет. Из 25 000 только 5 000 имели вес от ста пяти до ста двадцати пяти фунтов. Из этих 5 000 лишь 1 000 не были уродливы. Всего 500 были довольно привлекательны, 100 - очень привлекательны и 25 мости заставить долго и восторженно свистеть себе в спину. Но только в одну Хоргеншлаг влюбился с первого взгляда.

Существует два типа роковой женщины. Роковая женщина, которая роковая женщина в полном смысле этого слова, и роковая женщина, которая не совсем роковая женщина, если в полном смысле этого слова.

Ее звали Ширли Лестер. Ей было двадцать лет (на одиннадцать меньше, чем Хоргеншлагу), рост пять футов четыре дюйма (ее макушка на уровне его глаз), вес 117 фунтов (легка, как перышко). Она работала стенографисткой и жила с матерью Эгнес Лестер, обожавшей Нельсона Эдди и сидевшей у дочери на шее. О Ширли обыкновенно говорили: "Девочка хороша, как картинка".

Однажды рано утром в автобусе на Третьей авеню Хоргеншлаг навис над Ширли Лестер, и с ним было кончено. А все потому, что Ширли как-то особенно приоткрыла ротик. Она читала косметическую рекламу на стенке автобуса, а когда Ширли читала, у нее слабела нижняя челюсть. Вот в это Мгновение, когда у Ширли открылся ротик и разомкнулисьгубки, она стала самой роковой из роковых женщин Манхэттена. Хоргеншлаг нашел эффективное средство против страшного дракона одиночества, терзавшего ему сердце все время, что он жил в Нью-Йорке. О, какая это была мука! Мука нависать над Ширли Лестер и не иметь права наклониться и поцеловать ее в разомкнутые уста. Какая невыразимая мука!

Такое было начало у истории, которую я собирался написать для "Кольерс". Я хотел написать прелестную нежную историю, как парень знакомится со своей девушкой. Что может быть лучше, думал я. Человечеству нужны истории, как парень знакомится со своей девушкой. Но чтобы сочинить такую, писатель, к несчастью, должен увидеть, как парень знакомится со своей девушкой. А тут у меня ничего не вышло. Бессмысленно быт и пытаться. Я не мог соединить Хоргеншлага и Ширли. И вот по каким причинам.

Для Хоргеншлага было совершенно невозможно наклониться к ней и откровенно сказать:

- Прошу прощения. Я вас очень люблю. Я просто потерял голову. Это правда. Я буду любить вас всю жизнь. Я помощник печатника и получаю тридцать долларов в неделю. Господи, как же я вас люблю! Вы заняты сегодня вечером?

Может быть, Хоргеншлаг и дурак, но не такой уж он дурак. И родился он никак не сегодня, может быть, вчера, но не сегодня. Читатели "Кольерс" такого, наверняка, не проглотят. В конце концов, что есть, то есть, а чего нет, того нет.

Не мог же я взять и впрыснуть Хоргеншлагу дозу учтивости из старого портсигара Уильяма Пауэлла[1] и цилиндра Фреда Астера.

- Пожалуйста, мисс, не поймите меня неправильно. Я художник, работаю в журнале. Вот моя визитная карточка. Мне так хочется вас нарисовать, как еще никого никогда не хотелось.. Может быть это обернется к нашей обоюдной пользе. Можно мне позвонить вам сегодня вечером? Или через несколько дней? (Короткий жизнерадостный смешок.) Надеюсь, я не показался вам слишком навязчивым, (Еще один.) Наверно, так и есть.

О господи.

Это он произнес с усталой и все же веселой и немножко дерзкой улыбкой, если только Хоргеншлаг произнес это. Ширли, конечно же, обожала Нельсона Эдди и принимала активное участие в работе Кистоунской разъездной библиотеки.

Наверно, вы уже поняли, к чему я веду.

Правда, Хоргеншлаг мог бы спросить у нее так:

- Прошу прощения, вы не Вилма Причард?

На это Ширли ответила бы холодно, подыскивая себе другой объект для чтения на противоположной стене автобуса:

- Забавно. - Хоргеншлаг мог бы и не остановиться на этом. - А я был готов поклясться, что вы - Вилма Причард. Ладно. Вы случайно не из Сиэттла?

- Нет.

В этом "нет" было бы еще больше льда.

- Сиэттл- мой родной город.

Нейтральная тема.

- Великий городишко. Сиэттл. Правда, это великий городишко. Я здесь всего... то есть, в Нью-Йорке четыре года. Я - помощник печатника. Меня зовут Джастин Хоргеншлаг.

- А мне это совершенно не интересно.

И Хоргеншлаг ничего не мог бы с этим поделать. У него не было ни внешности, ни славы, ни элегантного костюма, чтобы в подобных обстоятельствах завоевать интерес Ширли. У него не было ни одного шанса. А чтобы, как я уже говорил раньше, написать историю о том, как парень встречает девушку, надо, по крайней мере, иметь парня, повстречавшего свою девушку.

Хоргеншлаг мог бы, почему бы и нет, упасть в обморок и, падая, ухватиться за что-нибудь, а этим чем-нибудь была бы нога Ширли. Он мог бы при этом порвать ей чулок, и по нему побежала бы красивая длинная дорожка. Люди бы потеснились, и поверженный Хоргеншлаг поднялся бы на ноги, выдавливая из себя:

- Спасибо. Ничего страшного. - А потом он бы воскликнул: - Ой, мисс, простите меня! Я порвал вам чулки. Позвольте мне отдать вам деньги. Правда, у меня нет с собой наличных, поэтому мне придется записать ваш адрес.

Ширли не дала бы ему адреса. Она бы неловко молчала. А потом бы сказала, желая Хоргеншлагу провалиться на месте;

- Все в порядке.

Нет, в этом нет никакой логики. Хоргеншлаг, парень из Сиэттла, даже помыслить не мог ухватиться за ногу Ширли. Только не в автобусе на Третьей авеню.

Гораздо логичнее, если бы Хоргеншлаг впал в отчаяние. Есть же еще мужчины, которые любят безответно. А, может быть, Хоргеншлаг стал бы единственным. Но он мог бы также подхватить сумочку Ширли и побежать с ней к выходу. Ширли бы закричала. Мужчины услышали бы ее и вспомнили о суде Линча или о чем-нибудь в этом роде. Дорога Хоргеншлагу была бы преграждена. Пусть так. Автобус остановился бы. На сцене появился бы патрульный Уилсон, которому уже давно не удавалось никого арестовать. Что происходит?

- Офицер, этот человек хотел украсть мою сумочку.

Хоргеншлага тащат в суд. Ширли, конечно же, тоже там. Они оба называют свои адреса, и таким образом Хоргеншлаг узнает о святом гнездышке Ширли.

Судья Перкинс, который у себя дома не может добиться хорошего, по-настоящему хорошего кофе, приговаривает Хоргеншлага к году тюремного заключения. Ширли кусает губки, а Хоргеншлага уводят прочь.

В тюрьме Хоргеншлаг пишет следующее письмо Ширли Лестер:

Ширли показала письмо всем своим друзьям. И они говорили:

- Как это мило, Ширли.

Ширли соглашалась, что это действительно мило. Почему бы ей не ответить ему?

- Отвечу! Пусть порадуется. - Что мне терять?

И Ширли ответила на письмо Хоргеншлага.

Это письмо Ширли тоже показала бы всем своим друзьям. Но на него она бы не ответила. Всякому понятно, что Хоргеншлаг дурак. К тому же она ответила на первое письмо. Если она опять ответит, это затянется на месяцы. И все такое. Что она могла для него сделать, она сделала. Ну и фамилия. Хоргеншлаг.

Тем временем в тюрьме Хоргеншлага было хуже некуда, несмотря на кино раз в неделю. Вместе с ним в камере сидели Бекас Морган и Дольщик Берк, настоящие преступники, которые нашли в Хоргеншлаге сходство с надувшим их однажды парнем из Чикаго. Они были убеждены, что Крыса Ферреро и Джастин Хоргеншлаг - один и тот же человек.

- Я не Крыса Ферреро, - сказал им Хоргеншлаг.

- Да ну? - не поверил Дольщик и сбросил еду Хоргеншлага на пол.

- Стукни его, - сказал Бекас.

- Я же вам говорил, что попал сюда, потому что в автобусе украл у девушки сумку, - взмолился Хоргеншлаг. - Но я не по правде украл. Я в нее влюбился и иначе никак не мог с ней познакомиться.

- Да ну? - сказал Дольщик.

- Стукни его, - сказал Бекас.

Потом наступил день, когда семнадцать заключенных попытались убежать. Во время прогулки во дворе Дольщик Берк хватает племянницу надзирателя, восьмилетнюю Лизбет Сью, своими ручищами и поднимает ее наверх, чтобы показать надзирателю.

- Эй, начальник! - кричит Дольщик. -- Открывай ворота или прощайся с девчонкой!

- Отпусти девочку, Дольщик! -- приказывает надзиратель слабым голосом.

Но Дольщик знает, теперь он получит все, что хочет. Семнадцать мужчин и маленькая светловолосая девочка выходят за ворота. Шестнадцать мужчин и маленькая девочка выходят целыми и невредимыми. Но тут караульный на вышке решает, что у него появилась замечательная возможность попасть Дольщику в голову и тем самым помешать остальным бежать. Однако он промахивается, попадает в маленького человечка, который суетливо семенит возле Дольщика, и случайно убивает его.

Кого, как вы думаете?

Таким образом, моему намерению написать для "Кольерс" историю о том, как парень встречаетдевушку, нежную, запоминающуюся любовную историю,мешает смерть моего героя.

Хоргеншлаг никогда бы не оказался в числе семнадцати отчаянных мужчин, если бы сам не стал вдруг отчаянным, запаниковав из-за нежелания Ширли ответить на его второе письмо. Однако факт остается фактом. Она не ответила. Она бы ни за что на него не ответила. И я здесь ни при чем.

Стыд и позор. Как жалко, что Хоргеншлаг не смог послать из тюрьмы такое письмо Ширли Лестер:

А может быть, другое еще более фантастично:

Джастин Хоргеншлаг не познакомился с Ширли Лестер. Она переселилась на Пятую или Шестую улицу, а он - на Тридцать вторую. В тот вечер Ширли Лестер пошла в кино с Говардом Лоренсом, в которого была влюблена. Говард считал Ширли классной девчонкой, и не более того. А Джастин Хоргеншлаг провел вечер дома и слушал по радио мыльную оперу. Всю ночь он думал о Ширли и весь день, и еще целый месяц. А потом его познакомили с Дорис Хиллман, которая уже начинала бояться, что останется без мужа. Прежде чем Джастин Хоргеншлаг понял это, Дорис Хиллман вытеснила Ширли Лестер в закоулки его памяти. Ширли Лестер и даже мысли о ней были отныне запрещены.

Вот почему я так и не написал для "Кольерс" историю о том, как парень встречает девушку. В истории о том, как парень встречает девушку, парень всегда встречает свою девушку.