"Кэрролл Джонатан. Поцеловать осиное гнездо ("Крейнс-Вью" #1)" - читать интересную книгу автора

двадцать пять центов. Ровно на плитку "Пэйдэй" с комиксом про Кола и
Конфетку. И каждый раз я не знал, с чего начать - с шоколадки или с комикса.
Обычно я делал то и другое сразу - читал и ел, переходил улицу, не глядя по
сторонам, и только у самого дома понимал, что и комикс, и шоколадка
закончились.
У ближайшего светофора Мейн-стрит разветвлялась. Поедешь прямо -
Бродвей выведет тебя в живописные пригороды. Свернешь направо, и главная
улица пройдет через самый центр Крейнс-Вью, очаровательный центр, минут
шесть езды от края до края. Когда мы с Мишель совершали наше паломничество к
моим корням, она сказала: "Но как же вы здесь развлекались? Ведь тут ничего
нет!"
И она была почти права. Несмотря на свое
бело-англо-саксонско-протестантское название, этот милый городок в часе езды
от реки Гудзон, от Манхэттена, был населен средней руки ирландскими и
итальянскими семьями. Местным жителям требовалась только хорошая скобяная
лавка, рынок, магазин готового платья, где продают хлопчатые брюки,
бюстгальтеры, домашнюю одежду и теннисные туфли. Самым дорогим блюдом в меню
лучшего из местных ресторанов было "Прибой и дерн". В городе работала
неплохая библиотека, но мало кто ею пользовался. Был также кинотеатр
"Эмбасси", но туда ходили в основном с девушками, потому что обычно там
царили тьма и пустота, как в могиле. Бары назывались "Трилистник" и "У
Джино". Мишель была права: этот городок - из тех, где люди днем прилежно
трудятся, а вечером идут домой пить пиво и смотреть по телевизору баскетбол.
Несколько жителей не соответствовали данному описанию. Это были в
основном белые воротнички, работавшие на Манхэттене, но жить предпочитавшие
подальше от мегаполиса, в приличном доме с двориком и зеленью вокруг.
Изредка нам попадалась на глаза пара из Пайлот-Хилл, катящая в своем
"роллс-ройсе", но у них не было детей, и где бы мы их ни встречали, они
напоминали инопланетян.
А на другом конце городка располагался Бикон-Хилл, единственный жилой
комплекс. По какой-то неведомой причине там поселилось множество еврейских
семей. Помню, в шестом классе я зашел домой к Карен Енох, когда был по уши
влюблен в нее. Там на обеденном столе я впервые увидел менору - подсвечник
на семь свечей. Я сказал миссис Енох, что этот прекрасный канделябр
напоминает мне тот, что стоял на рояле у Либерачи в его телевизионном шоу.
Позже в тот же день она попыталась объяснить мне, что такое Ханука, но я
лишь понял, что это двенадцатикратное Рождество.
Я рос в маленьком американском городке пятидесятых годов. Отчасти
поэтому я всегда и отмалчивался, если речь заходила о моем детстве, - да
просто оно было на редкость бедно событиями. Никто не отращивал длинных
волос, единственным протестом был отказ от второй порции тушеного мяса, о
наркотиках только шептались, и любой парень, чье поведение отклонялось от
нормы, считался гомиком. Хорошо ли, плохо ли, но мы увлекались спортом.
Большинство моих друзей звали Джо, Энтони, Джон. Большинство девушек, по
которым мы вздыхали, были из тех, что достигают расцвета в семнадцать, но
потом, слишком рано выйдя замуж, быстро становятся похожими на своих мамаш.
Проезжая через центр, я миновал полицейский участок и испытал искушение
зайти и спросить Фрэнни Маккейба, но это могло потерпеть. Если все пойдет
так, как я надеялся, я все равно скоро вернусь и много времени проведу в
Крейнс-Вью.