"Кэрролл Джонатан. Голос нашей тени" - читать интересную книгу автора

сражение, причем повод мог быть любой. С ее взрывным темпераментом ему
ничего не стоило вывести ее из себя (достаточно было, например, жевать с
открытым ртом или не вытереть ноги), но это его не удовлетворяло. Будучи в
соответствующем настроении, он стремился совсем сбить ее с толку, чтоб она,
разъяренная, спотыкаясь от ярости и ничего не видя, крушила все на своем
пути.
Полагаю, это не так уж необычно, если "отцы и дети" все время находятся
на ножах в период так называемого переломного возраста, однако в нашей семье
получилось так, что мама все больше и больше проигрывала Россу и потому все
недоверчивей относилась к нам обоим. Я трусливо покидал поле боя, как только
чувствовал, что атмосфера накаляется, но не всегда мне удавалось сбежать.
Осадки после ее громов и молний часто ранили меня тоже, и несправедливость
мира казалась мне невероятной. Я знал, что я благополучный, нормальный
мальчик, и знал также, что брат мой - совсем наоборот. Я знал, что он сводит
маму с ума, и с готовностью понимал, почему из-за него она выходит из себя.
Но чего я никак не мог взять в толк, это того, каким образом я втягиваюсь в
их порой безжалостные битвы, после которых меня шлепали, или ругали на чем
свет стоит, или наказывали ни за что ни про что.
Отпугнуло ли это меня от жизни, заставило ли ненавидеть всех матерей,
что я встречал с тех пор? Вовсе нет. Поведение Росса меня пугало, и порою до
дрожи, но я был и самым благодарным зрителем из всей его аудитории. И даже
принимая во внимание периодически достававшиеся мне тумаки, я бы не променял
жизнь на окраине страны бурь ни на что на свете.
Вскоре он начал красть все, что попадалось ему под пуку. В большой
степени благодаря своему нахальству он был первым среди воришек. Не раз его
ловили в магазине за руку и спрашивали, зачем он взял эти часы (книгу,
зажигалку). С простодушным, непонимающим видом он отвечал, что просто несет
их вон туда, своей матери. Под невинным взглядом Росса продавец тут же
извинялся за свою грубость, и через пять минут Росс с украденной вещью в
кармане уже был на улице.
Однажды он разругался с матерью на следующий день после Рождества и
сказал ей, что все его рождественские подарки нам - краденые. Она
взорвалась, а отец - опечаленный, но успевший уже привыкнуть к подобному -
спокойно спросил, из какого они магазина. Росс не сказал - и все опять
началось по новой.
Через пять дней родители ушли встречать Новый год и оставили Росса
присматривать за мной. Через десять минут после того, как дверь за ними
закрылась, он подбил меня съехать по перилам с закрытыми глазами. Я успел
проехать пару футов, прежде чем почувствовал ужасное жжение на тыльной
стороне ладони. Я вскинул руки, сбив сигарету, которой он меня жег, потерял
равновесие, опрокинулся и упал на предплечье, которое хрустнуло в двух
местах. Все, что я помню кроме боли, - это лицо Росса, придвинутое вплотную
к моему, и как он снова и снова повторяет, что лучше бы мне держать мой
вонючий рот на замке.
Я был дурак? Да. Мне следовало кричать "караул"? Да. Я хотел, чтобы
брат полюбил меня хоть немного? Да.


Глава вторая