"Джонатан Кэрролл. Дитя в небе ("Трилогия Рондуа" #3)" - читать интересную книгу автора

Он уставился прямо в камеру.
- Всю жизнь мне хотелось стать большим художником и создавать
настоящие произведения искусства. Один раз мне это удалось. Ровно однажды,
когда мне по-настоящему удалось хоть что-то оживить.
Результат? Худшее, что мог совершить человек. Я создал произведение
искусства, но при рождении оно наделало столько шума, что разбудило злых
троллей, спавших в пещере. Теперь они вылезают оттуда, и они разъярены.
Господи, как же они разъярены!


4

Когда появился Вертун-Болтун, я стоял, уставившись на куст сирени.
Сирень пахнет совершенно так же, как и выглядит. У нее просто не может быть
другого запаха или цвета. Цветки сирени попросту пахнут чем-то
розовато-лиловым, этим своим навязчивым, простоватым, фиолетовым запахом,
загадочным и сладковатым, вот-вот готовым превратиться в запах тления.
Задумываясь об этом, сначала понимаешь, что сочетание цвета и запаха
правильное, а потом приходишь к выводу, что оно просто идеально.
Уайетт приехал на филовом "ХКЕ". Саша настояла, чтобы мы
воспользовались им для поездки в долину к Райнеру Артусу, и даже не думали
брать машину напрокат.
Когда я, наконец, дозвонился до Артуса шел уже четвертый день нашего
пребывания в Лос-Анджелесе. У него был автоответчик, который постоянно
отвечал мне голосом Питера Лорре97, что "никого нет дома". Поначалу это
казалось жутковатым, а затем стало раздражать - набираешь номер в
пятнадцатый раз и снова слышишь, как голос этого скользкого немца снова
повторяет: "Хе-хе-хе. Я извиняюсь, я дико извиняюсь, но абонента 933-5819 в
настоящее время нет дома...
Я попросил Уайетта поехать со мной, поскольку он знал всю историю. А
Саша - нет. Почему я ей не рассказал? Потому что у нее сейчас и без того
было достаточно проблем, и я, прежде чем рассказывать ей что-либо, хотел
выяснить побольше сам. Это имело смысл.
Уайетт же первым обмолвился о Спросоне и именно поэтому знал все.
Кроме того, благодаря дискуссиям, то и дело возникающим у нас в труппе, я
знал, насколько глубоко он верил во все оккультное и в "иные миры".
Саша же не верила. Для нее жизнь и смерть были всего лишь добром и
злом: все же остальное представляло собой либо недоказанную теорию, этакий
костыль для слабых, либо очевидную глупость. Если бы я поведал ей, что она
беременна ангелом, который, в свою очередь, беременен ею самой (не говоря
уже обо всем остальном), Саша, скорее всего, наверное, опустила бы голову и
расплакалась в отчаянии. А может, сделала бы и что-нибудь похуже. В самый
первый вечер моего пребывания у нее, она в три часа ночи пришла в мою
комнату и забралась ко мне в постель. "Я боюсь. Позволь мне побыть с
тобой".
С каждым днем она выглядела все хуже и хуже. После похорон она
регулярно ходила в клинику Калифорнийского университета и сдавала разные
анализы. Люди, само место, анализы - все это пугало ее и делало наше
присутствие рядом с ней еще более важным.
Хотя Саша и знала, что Уайетт собирался остановиться у приятеля, на