"Джонатан Кэрролл. Дитя в небе ("Трилогия Рондуа" #3)" - читать интересную книгу автора

Вы спрашиваете, использовал ли я свой дар, чтобы грешить с женщинами?
Да мой дом был просто битком набит блондинками. Пришлось даже отключить
телефон, потому что они звонили буквально дни и ночи напролет. Не поверите,
но у меня было аж две толстые черные записные книжки с телефонами!
Использовал ли я его, чтобы купаться в деньгах? Да у меня карманы
постоянно просто оттопыривались от денег, будто я все время таскал в них
пару сэндвичей!
Ну как, поняли, наконец, в чем фокус? Стоит только промолвить "Бог", и
к вам со всех сторон начнут бегом сбегаться добрые люди. Они будут
продавать свои фермы и фирмы, слать вам чеки. Раз уверовав, они настежь
распахивают свои сердца, и тебе только и остается просто протянуть руку и
взять все, что ни пожелаешь. Именно так я и делал. Я брал у них все самое
лучшее без малейших угрызений совести. Я отбирал у них их любовь, доверие
и, ну разумеется, их кровные денежки. Не для Господа, а для Лео Нотта.
Я истратил все! Спустил в дорогих магазинах и мягких постелях.
Профукал на ночи, от которых наутро не оставалось ни малейших воспоминаний,
кроме разве что переполненных окурками пепельниц да следов розовой помады
на стаканах из-под виски.
Надеюсь, понимаете, о чем я?
Именно так "Полночь убивает" и начинается: Кровавик самоуверенно
прохаживается по кафедре занюханной церквушки в Уоттсе. А его слушатели -
отвратительное сборище наркоманов, придурков, нищих, разного отребья, не
знающего, как убить остаток дня в этот вторник в ожидании бесславного конца
своей бессмысленной жизни - в ожидании раздачи бесплатного супа, внимают
какому-то толкующему им о Господе уроду.
Мы набрали толпу самых отвратительных мужчин и женщин, каких только
смогли найти в трущобах. Я хотел, чтобы все в них выглядело как можно
правдоподобнее: их лица, одежда, выражение полной безысходности на лицах.
Обращаясь к ним, я не испытывал ни малейшей необходимости притворяться
или играть. При всей его бесчеловечности, Кровавику ничего не стоило
оставаться "собой", поскольку его ненависть была пронзительной и резкой,
как запах дерьма. Да в общем-то, он и был дерьмом: полное отсутствие
тонкости, внутреннего спокойствия, никакой маски. Одна лишь ненависть,
которой от него буквально разило, и если даже вы отказывались ее обонять,
то делали себе только хуже, потому что она смердела вам прямо в лицо.
Я знал его как облупленного, поскольку меня роднила с ним моя
собственная дикая ненависть, хотя, вы, скорее всего, будете разочарованы,
если решите, будто я тем самым признаю, что я и являлся своим собственным
чудовищем, что я сам был Кровавиком. Ни в коем случае. Я никогда не бродил
по улицам со скрюченными, как у Дракулы, пальцами и каменным сердцем в
поисках жертв. И у меня никогда даже и в мыслях не было совершать те же
грехи, что и он, и желать, чтобы у меня хватило смелости или извращенности
совершать их.
Но должен заметить вот что. Сутью чудовищности или банальности зла
является не что иное, как самое обычное любопытство. Уже одно то, что мы
без малейшего удивления взираем на ужасы, совершаемые в наши дни некоторыми
людьми, является достаточным доказательством, что нас интересуют подобные
вещи.
Как там сказал Гете: "Даже представить себе не могу преступления,
которое я сам не мог бы совершить при определенных обстоятельствах"? А