"Джонатан Кэрролл. Дитя в небе ("Трилогия Рондуа" #3)" - читать интересную книгу автора

Многие газеты поначалу называли их "Убийствами Кровавика", но, к
счастью, название не прижилось. Один семнадцатилетний придурок из Саратоги,
по-видимому, слишком насмотрелся "Полуночи". И однажды вечером, когда
родители оставили его присматривать за малолетними братишкой и сестренкой,
он расправился с детишками точно так же, как это сделал Кровавик в одном из
фильмов.

Мертвые светятся. Я по-прежнему не понимаю почему, но это так. Здесь
столько любви, тепла и дружбы... это самое ценное, что только можно себе
представить, да к тому же у нас есть еще и - впрочем, нет, скорее, он - это
мы сами - чудесный мягкий свет. В принципе, мы действительно очень похожи
на светлячков, но все равно, окидывая себя взглядом в первый раз и видя,
насколько много у тебя общего с этими малютками, трудно удержаться от
улыбки.
Кстати, дети, о которых упоминал Уэбер, тоже здесь. Они очень тихие и
милые, и я изо всех сил стараюсь стать им другом.
Я просто не могу иначе - ведь они здесь по моей вине. Я не верил в
это, пока был жив, но теперь понимаю. Это один из аспектов процесса. Тебя
учат понимать такие вещи.
Конечно же, здесь приходится и заново пересматривать прожитую жизнь,
но, как выяснилось, это гораздо интереснее, чем я мог себе представить.
Прежде всего, тебе показывают, каковы были ее важнейшие моменты и где
именно они имели место. События, которых в свое время ты даже не ощутил и о
которых порой вообще не подозревал, хотя именно они придали ткани твоей
жизни ее окончательный оттенок.
Лично мне, например, была показана ночь, когда родители зачали меня
(отец очень быстро кончил, мать лишь похлопала его по спине и мгновенно
уснула).
Неведомые мне до сих пор моменты истинной боли, подлинного удивления и
искренней любви, обитавшие в четырех стенах нашего медленно взрослеющего
дома, в тогда еще сравнительно юных сердцах моих родителей, моей сестры,
моем собственном.
Теперь я пересмотрел все: Джеффри Винсент, зверски убивающий своих
маленьких братишку и сестренку, Саша, обнаруживающая в патио мое
бездыханное тело, даже то, как погибла мать Уэбера.
Мне разрешили показать ему эту сцену, хотя до сих пор подобных
прецедентов еще не бывало: никто никогда не получал возможности при жизни
узнать даже малую толику всей правды. Ведь это одна из важнейших задач
жизни - самостоятельно отыскать сохранившиеся обломки душевных развалин и
докопаться до смысла высеченных на них иероглифов. Да и вообще, археология
сердца - единственное по-настоящему важное занятие.
Вот, например, в нью-йоркской квартире Уэбера на полке стоит несколько
фотографий, в том числе и моя. На ней я сижу в его удобном старом кожаном
кресле, сцепив руки на животе и положив ногу на ногу. Лицо мое - всегдашний
маловыразительный скуластый пиковый туз с хохолком на макушке. Рядом с
креслом, на полу, разложены четыре когда-то столь популярных маски
Кровавика. В тот день я как раз в шутку преподнес их Уэберу.
Я сижу с крайне самодовольным видом в спортивном пиджаке от "Андерсон
энд Шепард". На шее - шелковый аскотский галстук с широкими концами,
завязанный шикарным идеально правильным узлом. А на полу поблескивают