"Джон Ле Kappe. Убийство по-джентльменски" - читать интересную книгу автора

единственно футбол. Чарльз, помните вы Роуда в начальную его пору у нас в
Карне? Пленительное было зрелище. Он вел себя тишайше, усваивал, впитывал
нас: игры, речь, манеры. Затем настал день, и он обрел как бы дар речи,
заговорил на нашем языке. Это было поразительно, напоминало пластическую
хирургию. А оперировал, конечно Феликс Д'Арси - мне еще не доводилось видеть
ничего подобного.
- Милая миссис Роуд, - произнесла Шейн Хект отвлеченно-рассеянным
голосом, приберегаемым для самых ядовитых шпилек. - Такая славная... и вкусы
такие простые, вы не находите? Ну кому бы еще пришло в голову украсить стену
фарфоровыми уточками? Очаровательно, вы не находите? Как в чайной лавке.
Любопытно, где она их покупала? Надо будет у нее спросить. Мне говорили,
отец ее живет близ Борнмута.
Должно быть, ему так одиноко там. Ведь такие вульгарные места, и
поговорить не с кем.
Филдинг откинулся на спинку стула, обозрел свой обеденный стол. У
него-то столовое серебро недурное. Лучшее в Карне, случалось ему слышать
отзывы, и, пожалуй, так оно и есть. И весь этот семестр обеды - при черных
свечах. Давно уж ты уехал, а все будут вспоминать: "Дорогой наш старый
Теренс - никто так не умел принять гостей. В последний свой семестр давал,
знаете ли, обед для каждого коллеги, и жены приглашались. При черных свечах,
весьма трогательно. Расставание с Карном разбило ему сердце". Но позлить
Чарльза Хекта необходимо. Жене его это придется по душе, она сама еще
подбавит масла, ибо Шейн своего мужа не терпит, ибо в недрах ее туши кроется
змеиное коварство.
Филдинг взглянул на Хекта, затем на Шейн, и та улыбнулась ему неспешной
и дрянной улыбкой шлюхи. На момент Филдинг представил себе, как Хект утопает
в этом тучном теле: сценка, достойная Лотрека - да-да, именно! Чарльз -
напыщенный, в цилиндре, чопорно сидит на плюшевом кроватном, покрывале; она
же - грузная, скучающая. Что-то есть приятно-извращенное в этой картинке,
переносящей дурака Хекта иэ спартанской чистоты Карна в парижские бордели
девятнадцатого века.
Филдиниг заговорил - принялся вещать непререкаемым,
дружески-беспристрастным тоном; он знал, что один уже этот тон подействует
на Хекта раздражающе.
- Оглядываясь на свой тридцатилетний стаж в Карне, я сознаю, что
достижения мои значительно скромней, чем у любого подметальщика улиц. -
Супруги Хект насторожились. - Прежде я, бывало, считал себя ценнее
подметальщика. Теперь же весьма в этом сомневаюсь. Панель грязна - он
удаляет сор и тем способствует прогрессу. А я - чего достиг я? Укрепил в его
косной рутине правящий класс, не отличающийся ни талантом, ни культурой, ни
умом, еще на одно поколение спас от забвения отлички, реликвии мертвой
эпохи.
Чарльз Хект, так и не выучившийся искусству пропускать слова Филдинга
мимо ушей, побагровел и натопорщился.
- А даваемые нами знания? - возразил он с противоположного края
стола. - А успехи наши, Филдинг, а стипендии, которых добиваются наши
выпускники?
- За всю свою жизнь я не дал знаний ни одному ученику, Чарльз. Обычно
ученики оказывались неспособны, иногда оказывался неспособен я. У
большинства мальчиков восприятие, видите ли, угасает с приходом половой