"Джон Диксон Карр. Бесноватые" - читать интересную книгу автора

ним? Или что, по крайней мере, не встречались с ним ни разу?
- Я... я... честно говоря, не припомню. Но я подумала...
- Я тоже подумал. Табби часто бывает в свете. И очень любит трепать
языком. Впрочем, хватит о нем. Есть вещи посерьезнее, и о них нужно подумать
прежде, чем я доставлю вас к вашему дядюшке в "Золотой Крест".
- В "Золотой Крест"?
- Вы, конечно, знаете таверну "Золотой Крест". Рядом с
Нортумберленд-хаус на Чаринг-Кросс?
- Вы же говорили, что везете меня домой.
- Да, скоро вы будете дома. Но прежде ваш дядюшка желает побеседовать с
вами вдали от любопытных слуг и соседей по Сент-Джеймсской площади.
- О чем это он хочет со мной беседовать? Я желаю знать! И не отстану от
вас, пока вы не объясните.
- Ну что ж, выражаясь попросту, вы стали порченым товаром. После вашего
последнего приключения устроить вам соответствующий брак будет нелегко, даже
при том состоянии, которое вы унаследуете.
- Была ли когда-нибудь в целом свете женщина несчастнее меня!
- Кто же сделал вас такой несчастной, сударыня? Я понимаю, по мере
приближения к "пещере людоеда" страх ваш увеличивается. И я вас за это не
осуждаю: у сэра Мортимера Ролстона характер не из самых легких.
- Он простит меня. Он всегда меня прощает.
- Верно. Успокойтесь. По-своему он любит вас. Поэтому он и хочет только
расспросить вас кое о чем. Другой бы на его месте пригласил врача или созвал
консилиум почтенных матрон и подверг вас обследованию более интимному.
- Гадость! - Из глаз несчастной девушки вновь брызнули слезы. - Как вы
меня оскорбляете! Как вы отвратительны мне! Я не желаю больше слушать ваши
грубости, черт вас побери! Я вынуждена напомнить вам о своем благородном
происхождении.
Таким диким галопом им удалось проехать всего несколько ярдов; потом
кучер был вынужден осадить лошадей. Нелепые ветхие строения на мосту стояли
так близко друг к другу, что издали казалось, будто они образуют единое
здание. Лишь изредка между домами виднелись просветы, позволяющие пешеходам
приблизиться к перилам моста. В некоторых местах проезжая часть достигала
двадцати футов, а кое-где ширина ее составляла не больше двенадцати.
Выступающие вторые этажи домов со скрипящими под ветром вывесками магазинов
располагались так низко, что груженая подвода легко могла бы застрять под
ними.
Сейчас даже обычный тусклый свет не пробивался из окон верхних этажей.
Повсюду, за исключением отдельных освещенных светом восходящей луны
островков, царила кромешная тьма, и все вокруг источало зловоние, правда,
благодаря ветерку, дующему с реки, - не столь отвратительное, как на улицах
Лондона. Если бы не стук колес их собственной кареты, не шум реки и не
чавканье и бряцание металлических частей колес на водокачке близ
Фиш-стрит-хилл, могло бы показаться, что все вокруг вымерло.
Шумы эти просто не доходили до пассажиров кареты. Пег Ролстон, страдая
отчаянно и абсолютно искренне (может быть, впервые в жизни), рыдала,
заламывая руки и прикрывшись поломанной соломенной шляпкой.
- И чтобы вы, именно вы, сказали мне, что я уже не девица! Но ведь вы,
и только вы...
- Перестаньте, Пег!