"Джон Ле Карре. Секретный пилигрим " - читать интересную книгу автора

чем, очевидно, все время думал, и исследовал границы колониальной власти в
предположительно послеколониальные времена. Он рассказал о "третьем мире", о
"четвертом", обрисовал "пятый" и поразмышлял вслух, заслуживают ли бедность
и человеческое отчаяние серьезного беспокойства для любой богатой страны.
Казалось, он был абсолютно уверен, что не заслуживают. Он посмеялся над
мыслью о том, что теперь, когда кончилась "холодная война", шпионаж
становится умирающей профессией: с каждой новой нацией, которая выбирается
из ее торосов, сказал он, с каждой новой перегруппировкой, когда народы
обнаруживают свою старую суть и страсти, с каждым разрушением устоявшегося
статус-кво шпионам придется работать по 24 часа в сутки. Впоследствии я
обнаружил, что он говорил вдвое дольше обычного, но я не услышал ни скрипа
стула, ни звяканья стакана, этого не было даже тогда, когда его перетащили в
библиотеку и усадили на почетный трон у камина в жадном ожидании
продолжения - еще ереси, еще ниспровержения. Мои дети, все такие закаленные,
влюблены в Джорджа! Я не услышал ничего, кроме уверенного голоса Смайли и
энергичных всплесков смеха после неожиданных насмешек над самим собой или
признаний в неудачах. Старость дается раз в жизни, подумал я, слушая вместе
с ними и разделяя их возбуждение.
Он рассказал нам истории дел, о которых я никогда не слыхивал и
которые, уверен, никто раньше даже в Главном управлении не мог бы
разъяснить - и, уж конечно, не мог бы разъяснить наш юрисконсульт Палфри, в
ответ на гласность наших извечных врагов задраивающий все щели и запирающий
на двойные замки всякий бесполезный секрет, на который ему удается наложить
свою лапу.
Он подробно остановился на их будущей роли агентов применительно к
изменяющемуся миру, вплетая в нее традиционный образ Службы - образ
наставника, пастыря, родителя и самозваного друга, опоры и советника в
брачных делах; человека, который прощает, развлекает, защищает; человека,
обладающего даром воспринимать чудовищные предположения как самое
обыкновенное дело, что превращает его в партнера по иллюзиям своего агента.
Ничто из этого не изменилось, сказал он. И никогда не изменится. Он
перефразировал Бернса: "Шпион останется шпионом и все такое прочее".
Едва успев убаюкать их этой милой перспективой, он предостерег от
разрушения их собственной личности, к чему легко могут привести манипуляция
другими людьми и подавление естественных чувств.
- Став всем на свете для всех шпионов, рискуешь стать ничем в
собственных глазах, - с грустью признался он. - И умоляю, не думайте, что
методы, которые вы используете, вам не повредят. Цель может оправдывать
средства, а если бы это не подразумевалось, то, осмелюсь сказать, вы не были
бы здесь. За это надо платить, а платить, скорее всего, надо кем-то. В вашем
возрасте продать душу легко. Позже - труднее.
Он перемежал самые серьезные вещи с совершенно пустячными, а разницу
между ними делал практически незаметной. Иногда, казалось, он задает себе
вопросы, которые я сам не раз задавал себе в течение большей части моей
трудовой жизни, но никогда не мог их сформулировать, например: "Было ли это
нужно?" А также: "Что это мне дало?" И еще: "Что теперь станет с нами?"
Иногда сами вопросы его были ответами: Джордж, говорили мы, никогда не
задавал вопроса, не зная ответа.
Он заставил нас смеяться, заставил чувствовать и, со своей непомерной
почтительностью, потряс нас своими противоречиями. Более того, он поставил