"Джон Ле Карре. Русский Дом" - читать интересную книгу автора

развлекаться, пока не закончишь дело.
Тем не менее краем глаза Ландау все время видел нелепое голубое пятно -
советскую женщину, которую сознательно не замечал. "Опасность! - думал он,
не отрываясь от работы. - Поберегись".
Дух праздника не заражал Ландау, хотя по натуре он был весельчаком.
Во-первых, он всю жизнь испытывал отвращение к британской бюрократии, с тех
самых пор, когда его отец был принудительно возвращен в Польшу. Впрочем, о
самих британцах, как позднее я узнал от него, он не желал слышать ничего
дурного. Пусть не по крови, но он был одним из них и относился к ним с
благоговением новообращенного. Однако засранцы из министерства иностранных
дел - это особая статья. Чем они были высокомернее, чем больше ухмылялись и
поднимали, глядя на него, свои дурацкие брови, тем больше он их ненавидел и
вспоминал о своем отце. А во-вторых, будь его воля, он никогда не приехал бы
на эту ярмарку. Он бы уютненько устроился со своей новой миленькой подружкой
Лидией в одной не слишком чопорной гостинице в Брайтоне, куда обычно
привозил своих девочек.
- Уж лучше держать порох сухим до сентября, пока не откроется
Московская книжная ярмарка, - советовал Ландау своим клиентам у них в
конторе. - Знаешь, Бернард, русские любят книги, а ярмарок аудиопособий они
просто побаиваются, и вообще они к ним еще не готовы. Начнем с книжной
ярмарки - и все будет в порядке. Начнем с кассетной - и нам смерть.
Но клиенты Ландау были молоды, богаты и не верили в смерть.
- Ники, малыш, - сказал Бернард, пристроившись сзади и положив ему руку
на плечо, что Ландау не понравилось. - В нынешнем мире мы должны держать
флаг высоко. Или мы не патриоты, а, Ники? Как ты, например. Именно поэтому
мы и рискуем. Сейчас Советский Союз с его гласностью - просто Эверест для
кассетного бизнеса. И ты, Ники, возведешь нас на его вершину. А если ты
этого не сделаешь, то мы найдем такого, кто это сделает. Кого-нибудь
помоложе, Ники, верно? У кого и энергии, и шика побольше.
Энергия у Ландау еще была. А о шике - в этом Ники сам готов был
признаться - забудьте. Он тот еще типчик, вот он кто. Нахальный польский
коротышка и гордится этим. Чертов Ник, лихой парень, нацеленный на
восточноевропейские страны, способный, как он любил прихвастнуть, всучить
порнографические открытки грузинскому женскому монастырю или тоник для волос
лысому, как бильярдный шар, румыну. Он, Ландау, мальчик-с-пальчик (но в
спальне - ого-го!), носит высокие каблуки, чтобы подогнать свою славянскую
фигуру под английские мерки, которые его так восхищают, и пижонистые
костюмы, которые так и насвистывают: "А вот и я". Когда чертов Ник
организует свой стенд, заверяли его коллеги по выставкам-продажам наших
безымянных осведомителей, на этом стенде можно услышать, как звенит, зазывая
покупателей, колокольчик на тележке польского уличного торговца.
И малыш Ландау посмеивался вместе с ними, принимая правила их игры.
"Ребята, я поляк, вам ко мне и притронуться-то противно", - с гордостью
заявлял он, заказывая всем выпивку. Так он вынуждал их смеяться вместе с
ним. А не над ним. Потом, как правило, он выхватывал из нагрудного кармана
расческу и, чуть присев, глядя на свое отражение в стекле картины или в
полированной поверхности стола, маленькими руками зачесывал назад свои
чересчур черные волосы, чтобы придать себе молодецкий вид и быть готовым к
новым победам. "Ктой-то там в уголочке такая хорошенькая? - спрашивал он
обычно на безбожном жаргоне польского гетто и лондонских трущоб. - Эй,