"Джон Ле Kappe. Шпион, выйди вон!" - читать интересную книгу автора

одна из тех печальных протяжных нот, которые звучат, когда Камилла играет
свои гаммы. Она могла начать музицировать, когда ей в голову взбредет. В
полночь, рано утром - когда угодно, наплевать на соседей. Казалось, нервы у
нее полностью атрофированы. Он вспомнил их первый вечер: "С какой стороны
кровати ты спишь? Где мне положить одежду?" Он втайне гордился тем, что
обладает определенным умением в интимных делах, но Камилла в этом совершенно
не нуждалась: техника секса, в конце концов, не что иное, как компромисс,
компромисс с действительностью, она бы даже сказала, попытка бегства от этой
действительности. Так что пусть лучше он избавит ее от всех этих
премудростей.
Журналы дежурств лежали на верхней полке, переплетенные в тома, с
указанием дат на корешках. Они были похожи на семейные гроссбухи. Он снял с
полки том за апрель и стал изучать оглавление на внутренней стороне обложки,
не переставая думать о том, видит ли его кто-нибудь из копировальной
лаборатории на противоположной стороне двора, и если видит, то что за этим
последует. Он начал просматривать записи, отыскивая отчет о дежурстве в ночь
с десятого на одиннадцатое - именно тогда якобы имел место обмен
радиосообщениями между Тарром и Лондонским Управлением. Смайли просил его
обратить внимание: телеграмма из Гонконга должна быть зарегистрирована
девятью часами раньше, потому что как запрос Тарра, так и первый ответ из
Лондона были отправлены в нерабочие часы.
Из коридора вдруг послышались приближающиеся голоса, и на мгновение
Питеру почудилось, что он различил среди них брюзгливый провинциальный
акцент Аллелайна, отпустившего какую-то плоскую остроту. Однако сейчас было
не до фантазий. У Гиллема на всякий случай было заготовлено кое-какое
оправдание, и какая-то часть его естества уже поверила в это. Если его
застукают, он поверит в нее полностью, так что, если в Саррате его станут
допрашивать, наверняка найдутся пути для отступления. Гиллем никогда ничего
не начинал, не придумав заранее алиби. И тем не менее в тот момент его обуял
настоящий ужас. Голоса смолкли, призрак Перси Аллелайна исчез вместе с ними.
По груди Гиллема заструился пот. Мимо прошмыгнула какая-то девица, мурлыча
под нос песенку из фильма "Волосы". Если Билл услышит, он тебя убьет,
подумал он. Вот уж чего не стоит делать в присутствии Билла, так это
напевать под нос: "Что ты здесь делаешь, изгнанник?"
Тут, к своему мимолетному изумлению, он и вправду услышал взбешенный
рев Билла, донесшийся бог весть откуда: "Прекратите эти завывания! Что это
там за идиот?"
Пошевеливайся. Если остановишься, то начать снова уже не сможешь: это
что-то сродни страху перед публикой, из-за которого можно забыть роль и уйти
ни с чем и из-за которого пальцы горят при прикосновении к тому, что потом
может стать уликой, и судорогой сводит живот. Пошевеливайся. Он положил на
место апрельский том и вытащил наугад четыре других: за ф е в р а л ь ,
июнь, сентябрь и октябрь. Он быстро пролистал их, сравнивая некоторые места,
вернул на место и сел, сгорбившись, умоляя Бога, чтобы пыль поскорее осела.
Почему никто не жалуется? Вот всегда так, когда куча народу в одном месте:
никто ни за что не отвечает, всем на все наплевать. Он начал искать списки
присутствующих, которые составляют ночные вахтеры. Нашел он их на самой
нижней полке вперемежку с пакетиками чая и сгущенного молока: целые стопки,
уложенные в папки в виде конвертов. Вахтеры заполняли их и приносили
дежурному офицеру дважды за время его двенадцатичасового дежурства: в