"Томас Карлейль. Французская революция. Гильотина" - читать интересную книгу автора

приведший к полному разорению цветущего юга Франции.
** Клерфэ (1733-1798) - австрийский генерал.

Нельзя без волнения читать в отчетах о парламентских прениях в среду,
"в восьмом часу вечера", о сцене с военными беглецами из Лонгви. Усталые,
пыльные, подавленные, эти несчастные люди входят в Законодательное собрание
перед закатом солнца или позже, сообщают самые патетические подробности об
ужасах, свидетелями которых они были: "тысячи пруссаков бушевали, подобно
вулканам, извергая огонь в течение пятнадцати часов, мы же были рассеяны в
малом количестве по валам, всего по одному канониру на две пушки; трусливый
комендант Лавернь нигде не показывается; затравки не загораются; в бомбах
нет пороха, - что мы могли сделать?" "Mourir, умереть!" - отвечают тотчас же
голоса6, и запыленные беглецы должны скрыться и искать утешения в
другом месте. Да, mourir - таков теперь пароль. Пусть Лонгви обратится в
пословицу и посмешище среди французских крепостей! Пусть эта крепость будет
стерта с лица посрамленной земли, говорит Законодательное собрание и издает
декрет, чтобы крепость Лонгви, как только оттуда уйдут пруссаки, была
"срыта" и чтобы на месте ее осталось распаханное поле.
Не мягче и якобинцы; да и как бы могли они, цвет патриотизма, быть
мягче? Бедная г-жа Лавернь, жена злополучного коменданта, взяла однажды
вечером зонтик и в сопровождении своего отца отправилась в зал
могущественной Матери патриотизма "прочесть письмо, склоняющее к оправданию
коменданта Лонгви". Председатель Лафарж отвечает: "Citoyenne, нация будет
судить Лаверня; якобинцы обязаны сказать ему правду. Он кончил бы свою жизнь
там (termine sa carriere), если б любил честь своей родины"7.

Глава вторая. ДАНТОН


Полезнее срытия Лонгви или порицания бедных запыленных солдат или их
жен было то, что накануне вечером Дантон явился в Собрание и потребовал
декрета о розыске оружия, раз его не выдают добровольно. Для этой цели пусть
будут произведены "обыски домов" со всей строгостью закона. Надо искать
оружие, лошадей, - аристократы катаются в каретах, а патриотам не на чем
вывезти пушки - и вообще военную амуницию "в домах подозрительных лиц" и
даже, если понадобится, хватать и заключать в тюрьму самих этих лиц! В
тюрьмах их заговоры будут безопасны; в тюрьмах они будут как бы нашими
заложниками и окажутся небесполезными. Энергичный министр юстиции потребовал
этот декрет вчера вечером и получил его, а сегодня вечером декрет уже
приводится в исполнение; к этому приступают в то самое время, когда
запыленных солдат из Лонгви приветствуют криками "Mourir!". Подсчитано, что
таким способом удалось добыть две тысячи ружей с принадлежностями и около
400 голов новых заключенных; аристократические сердца охвачены таким ужасом
и унынием, что все, кроме патриотов, да и сами патриоты, если б только
избавились от своего смертельного страха, прониклись бы состраданием. Да,
messieurs, если герцог Брауншвейгский испепелит Париж, то он, вероятно,
испепелит заодно и парижские тюрьмы; если мы побледнели от ужаса, то мы
передаем наш ужас другим со всей бездной напастей, заключенных в нем; всех
нас несет один и тот же утлый корабль по бурно вздымающимся волнам.
Можно судить, какая суматоха поднялась среди "тридцати тысяч