"Трумен Капоте. Один из путей в рай" - читать интересную книгу автора

рампы, - ох, и любил же он ее!
- А вы тогда поверили? Что она спилась и погибла? Из-за какого-то
гангстера?
- Ну, какое это имеет значение! Она была очаровательна.
- Иной раз сижу я одна и чувствую - все-все мне надоело, и тогда я
начинаю воображать, будто я Элен Морган. Будто я выступаю в ночном клубе.
Это занятно, знаете?
- Знаю, - подхватил мистер Белли; он и сам обожал придумывать разные
истории, которые могли бы с ним приключиться, будь он невидимкой.
- Разрешите спросить, - вы мне не сделаете одно одолжение?
- Если смогу - с удовольствием.
Она набрала побольше воздуху и задержала дыхание, будто ныряя в
набегающую волну робости, потом, словно выплыв опять на поверхность,
сказала:
- Тогда послушайте, как я ей подражаю. И честно скажите мне свое мнение,
хорошо?
Она сняла очки. Их металлическая оправа так сильно врезалась ей в
переносицу и подглазья, что казалось, рубцы у нее на лице останутся
навсегда. Глаза - оголенные, затуманенные, беззащитные - глядели растерянно,
словно напуганные внезапной свободой; веки с реденькими ресницами трепетали,
как птицы, долго сидевшие в клетке и нежданно-негаданно выпущенные на волю.
- А теперь дайте волю своему воображению. Представьте себе, что я сижу за
роялем... Ох, извините меня, ради Бога, мистер Белли!
- Ничего. Забудьте об этом. Итак, вы сидите за роялем.
- Я сижу за роялем, - мечтательно повторила она и, откинув голову,
приняла весьма романтическую позу. Потом втянула щеки, рот ее приоткрылся.
Мистер Белли тотчас же закусил губу - до того неуместным казалось это
чарующее выражение на пухлом, розовом лице Мэри О'Миген. Лучше б оно не
появлялось вовсе. Она помолчала, словно пережидая музыкальное вступление,
потом: "Не покидай меня, побудь со мною. Ведь мы с тобой одно. Когда ты
здесь, вся жизнь озарена тобою. А без тебя так пусто и темно!"
Мистер Белли был потрясен: в точности голос Элен Морган, и голос этот,
такой теплый, изысканно-гибкий, нежно вибрирующий на высоких нотах,
казалось, был не имитацией, а принадлежал самой Мэри О'Миген, был
естественным выражением ее сущности, скрытой от посторонних глаз.
Мало-помалу она перестала позировать и теперь сидела прямо, зажмурив глаза:
"...Ты так мне нужен! В горе и в тревоге привыкла я всегда к тебе идти. Не
покидай меня! Оставленной тобою, к кому, скажи мне, боль свою нести?" Оба
они лишь с большим опозданием заметили, что уединение их нарушено. Черной
гусеницей подползала похоронная процессия, и все участники ее, подавленные,
безмолвные негры, с таким ужасом глазели на белую пару, словно наткнулись на
двух забулдыг, задумавших ограбить могилу; все - кроме маленькой девочки:
увидев их, она так и закатилась, а потом никак не могла остановиться; ее
судорожный, похожий на икоту, смех слышался еще долго после того, как
процессия, отойдя на порядочное расстояние, исчезла за поворотом.
- Будь это моя девчонка... - заговорил мистер Белли.
- Ой, до чего мне стыдно!
- Слушайте, будет вам. Ну что тут такого? Это было прекрасно. Я серьезно.
Петь вы можете.
- Спасибо, - сказала она и вновь водрузила на нос очки, словно преграждая