"Трумен Капоте. Дети в день рождения" - читать интересную книгу автора

постояльцев. А знаете, сыпала она, прижмуривая блестящие, как у курицы,
глазки, папаша-то ихний - мошенник, да-да, девчушка мне сама говорила. Стыда
у нее ни на грош. Лучше моего папочки, говорит, на свете не сыщешь, а уж
поет он слаще всех в Теннесси... Тогда я и спрашиваю - а где же он,
кисанька? А она мне как ни в чем не бывало - да он, говорит, в каторжной
тюрьме, и у нас от него никаких вестей. Ну что вы на это скажете - просто
кровь стынет в жилах, а? И еще я так думаю - ее мама, думаю, не иначе как
иностранка какая: никогда слова не скажет, а другой раз сдается мне -
ничегошеньки она не понимает, что ей говорят. Да, потом, знаете, - они все
едят сырое. Сырые яйца, сырую репу, сырую морковь. А мяса в рот не берут.
Девчушка говорит - это для здоровья полезно, а вот и нет! Сама-то она с
прошлого вторника пластом лежит, у ней лихорадка.
В тот же день тетя Эл, выйдя полить свои розы, обнаружила, что они все
исчезли. Розы эти были особенные, она собиралась везти их в Мобил на
выставку цветов и потому, ясное дело, тут же устроила небольшую истерику.
Позвонила шерифу и говорит - вот что, шериф, давайте-ка приезжайте сию же
минуту. Такое дело - тут кто-то срезал все мои розы "Леди Энн", а я с ранней
весны хлопотала над ними, все сердце, всю душу в них вкладывала. Когда
машина с шерифом остановилась у нашего дома, все соседи вылезли на веранды,
а миссис Сойер, с белым от крема лицом, затрусила к нам через улицу. Тьфу ты
пес, пробурчала она, страшно разочарованная тем, что у нас никого не убили,
тьфу ты, да никто их не крал, эти розы. Ваш Билли Боб притащил их к нам,
розы эти, и велел передать малышке Боббит.
Тетя Эл не сказала ни слова. Она подошла к персиковому дереву, срезала
ветку и сделала из нее хороший прут. Ну-у-у, Билли Боб, выкрикивала она, идя
по улице, ну-у-у, Билли Боб. Она обнаружила его у Лихача в гараже - они с
Причером сидели и смотрели, как Лихач разбирает мотор. Она безо всяких
подняла Билли Боба за вихры и потащила домой, что есть силы нахлестывая
прутом. Но так и не заставила его просить прощения и не выжала из него ни
слезинки. Когда тетя Эл наконец выпустила его, он убежал на задний двор,
забрался на самую верхушку высоченного пеканового дерева и поклялся, что
оттуда не слезет. Потом к окну подошел его отец и стал громко его
уговаривать: сынок, мы на тебя больше не сердимся, слезай, ужинать пора. Но
Билли Боб - ни в какую. Вышла тетя Эл, она припала к дереву, и голос у нее
стал мягкий, как чуть затеплившийся день. Ну не сердись, сынок, говорила
она, я ж не хотела так сильно тебя отхлестать. А ужин-то, сынок, я
приготовила какой вкусный - картофельный салат, вареный окорок,
фаршированные яйца. Но Билли Боб твердил - уходи, не надо мне твоего ужина,
ненавижу тебя, не-на-ви-жу! Тогда его отец говорит - нельзя так с матерью
разговаривать, и тетя Эл заплакала. Она стояла под деревом, и плакала, и
утирала глаза подолом. Да я ж не со зла, сынок... Да когда б я тебя не
любила, разве стала бы я тебя драть... Листья пекана зашелестели, Билли Боб
медленно сполз с дерева, и тетя Эл, взъерошив ему волосы, притянула его к
себе. Ох, мам, приговаривал он, ох, мам...
После ужина Билли Боб пришел ко мне в комнату и улегся у меня в ногах на
кровати. От него пахло чем-то кислым и сладковатым, мальчишки всегда так
пахнут, и мне стало ужасно жаль его, он был такой удрученный, даже глаза
прикрыл. Но так ведь положено - когда люди болеют, посылать им цветы, сказал
он вполне резонно. Тут мы услышали виктролу, отдаленный ритмичный звук, в
окошко влетела ночная бабочка и закачалась в воздухе, нежная, слабая, как