"Трумен Капоте. Другие голоса, другие комнаты [H]" - читать интересную книгу автора

незрячие глаза смотрели на Джоула без всякого выражения.
Потом Джизус Фивер почтительно приподнял шляпу.
- Приказывали, чтобы я его тут нашел. Мисс Эйми приказывали, - просипел
он. Лицо у него было как черное сморщенное яблоко и почти истлевшее;
полированный лоб блестел так, словно фиолетовый свет шел из-под кожи;
серповидная поза наводила на мысль о сломанном хребте: печальный согнутый
карлик, исковерканный старостью. А еще - фантазия у Джоула разыгралась -
было что-то от колдуна в этих желтых крапчатых глазах, мудреное что-то,
намекавшее... ну, на волшебство и всякие штуки, про которые читано в книгах.
- Я тут со вчера, с позавчера, потому что мисс Эйми приказывали: жди. -
И он весь сотрясся от глубокого вдоха. - Много говорить не могу, сил нету.
Полезай, мальчик. Дело к ночи, а ночью мне беда с костями.
- Иду, мистер Джизус, - без большой радости сказал Джоул.
Ромео подсадил его и подал чемодан. Повозка была ветхая, разболтанная -
вроде тележки уличного торговца, только побольше, - и устлана сухими
листьями с кукурузных початков и кисло пахшими мешками.
- Трогай, Джон Браун, - убеждал старик рыжего мула и похлопывал вожжами
по спине. - Ходи ногами, Джон Браун, ходи ногами.
Повозка медленно выкатилась со двора и со скрипом по тропинке - на
дорогу. Ромео забежал вперед, звучно шлепнул мула по крупу и унесся; Джоула
подмывало воротить его: он вдруг понял, что совсем не хочет ехать в
Скаллиз-Лендинг один. Но делать было нечего. Бородатый пьяный перед конюшней
уже перестал плясать, а паршивая собака, сидя у корыта, вычесывала блох.
Валкие колеса вздымали клубы пыли, и они висели в зеленом воздухе, как мелко
смолотая бронза. Поворот; Нун-сити скрылся из виду.

Была ночь, повозка ползла по необитаемому проселку, колеса переминали
глубокий тонкий песок, глушивший одинокие шаги Джона Брауна. До сих пор
Джизус Фивер подал голос только дважды - и оба раза для того, чтобы
пригрозить мулу какой-то китайской казнью: посулил шкуру снять живьем или
башку топором расколоть, а может, и то и другое. В конце концов он сдался и,
по-прежнему согнувшись крючком на своей доске, уснул. "Далеко еще?" -
спросил один раз Джоул - ответа не было. Намотанные на запястья вожжи
болтались свободно, но умный мул тащил повозку без указчиков.
Обмякший Джоул тряпичной куклой лежал на подстилке из шелухи, и ноги
его свешивались с задка повозки. Лозами звездного инея проросло южное небо,
и глаз его вязал в морозные узоры россыпь звезд, тут угадывая шпиль, там -
невиданный цветок, там - прыгнувшую кошку, там - очертания головы и другие
чудные картины, какие складываются из снежинок. Висела яркая, чуть
красноватая луна в третьей четверти, ночной ветер жутко колыхал шали
бородатого мха на проплывавших деревьях. В бархатной мгле там и сям
зажигались светляки, словно сигналя друг другу кодом. Упокоенно и безмятежно
слушал он отдаленный пилящий хор ночных насекомых.
А потом звуки пустынной природы прорезал детский дуэт: "Куда синица
бедная от холода летит?.." Как призраки скользили они под луной по заросшей
бурьяном обочине. Две девочки. Одна шла легко и плавно, движения другой были
резки и стремительны по-мальчишески - ее-то он и узнал.
- Эй, здорово, - храбро сказал он, когда повозка поравнялась с
девочками.
Обе еще раньше заметили повозку и даже сбавили шаг; тем не менее,