"Лайон Спрэг де Камп, Флетчер Прэтт. Железный замок (fb2)" - читать интересную книгу автора (де Камп Лайон Спрэг, Прэтт Флетчер)

Глава 10

Кентавры остановились на каком-то холме с пологими склонами. За спинами их вздымались горные хребты Западных Пиренеев, а впереди до самого горизонта раскинулась плоская испанская равнина. Солнце еще только позолотило верхушки скалистых пиков.

— Здесь мы оставим вас, — сказал кентавр, на котором сидела Бельфегора. — Не можем нести мы вас дальше — смотри! Уж виден лагерь эмира, а леса наши остались далеко позади.

Ши соскользнул на землю — ноги затекли, глаза красные, по заду словно кто-то веслом колотил, а зубы — ну прямо как у собаки чау-чау. Бельфегора мягко и легко соскочила на цыпочки, усилив и без того уже безграничное восхищение Ши собственной женой. Они поблагодарили кентавров, которые помахали им на прощанье и поскакали прочь так, будто длившийся всю ночь сумасшедший пробег был не более, чем разминкой, посылая путникам свои «Иго-го!»

Ши повернулся в другую сторону и прищурился. Сквозь утреннюю дымку ему удалось разглядеть лишь какую-то деревню с белыми стенами и плоскими крышами в трех-четырех милях от них. А россыпь рыжевато-коричневых бугорков далеко за ней, очевидно, представляла собой шатры Аграманта, предводителя правоверных.

Ши обвел Бельфегору долгим внимательным взглядом, отметив, насколько свежо выглядела она после ночной скачки.

— Ужель по-рыцарски считается в краях твоих смотреть на даму столь пристально? — заметила она строго.

— Извини. Я просто задумался насчет того, что заставляло тебя вроде как... запинаться и сомневаться в собственных словах. Помнишь, вечером, когда кентавры спрашивали?

Между бровями ее пролегли едва заметные морщинки.

— Поистине не ведаю я того и сама. Было это так, будто спала пелена, и плыла я меж мирами, язык мой слова произносил, сказанные кем-то другим.

— Я мог бы это прояснить, чтобы такого больше не повторялось.

— О нет, больше никакого волшебства, сэр Чародей! Поставила я тебе условием того приключения, в кое мы ввязались, чтоб не пытался ты меня околдовывать ни с какими намерениями.

Она попыталась смерить его весьма весомым и суровым взглядом, но неожиданный зевок слегка смазал задуманное впечатление.

— Хм, ну ладно, — сказал Ши уныло. — Но чтобы уложить тебя спать, большого колдовства не потребуется, верно?

— Еще бы, стрела твоя на сей раз угодила не так уже далеко от цели. Нашлась бы здесь хоть крошечная рощица! — Она огляделась по сторонам. — Край этот гол, как череп священника!

— Да ладно тебе, почему бы опять не попробовать спать в кровати?

— Опять? Никогда я...

Ши подавил усмешку.

— Конечно-конечно, слышал. Но целая куча людей всю жизнь поступает именно таким образом, и никто пока от этого не помер — а через некоторое время это даже становится интересным. — Он глянул в сторону деревни. — В том селении наверняка должен найтись постоялый двор, а нам в любом случае придется туда заглянуть, если мы не хотим упускать ни единого шанса перехватить Руджера.

Все еще терзаемая сомнениями, она поплелась вслед за ним вниз по склону, откуда тропа вывела их прямиком к деревне. Вопрос об отдыхе по-прежнему оставался открытым, когда они добрались до цели и там действительно обнаружился постоялый двор с трактиром. Это был небольшой домик, который отличался от жилых домов разве что привязанными над дверьми ветками сухого плюща.

Ши стукнул в дверь рукоятью сабли. Наверху распахнулись ставни, и из окна высунулась злодейского вида физиономия, которая изумленно воззрилась на небритого типа в сарацинском наряде и огневолосую девушку с длинным луком за плечами. Содержатель заведения тут же возник в дверях, почесывая голый живот под коротким кожаным жилетом, шнурки которого он даже не потрудился завязать. Требование завтрака и пристанища, судя по всему, не вызвало у него особого энтузиазма.

— О владыка века! — заявил он. — Знай же, что ни в селении этом, ни на многие мили кругом не сыщешь ты яств, способных удовлетворить и воробья — только в лагере эмира Аграманта, меч коего благословенен!

— Хей-хо! — перебила его Бельфегора. — Кто спит, тот обедает, и кормит душу свою сновиденьями!

Она опять зевнула.

Трактирщик еще больше помрачнел.

— Да предохранит Аллах меня от неудовольствия твоего, госпожа, но не отыщется в убогом моем домишке места, где такая луна восхищенья, как ты, госпожа, уединиться могла бы со своим повелителем. Смотри же — нет тут ни алькова уединенного, ни бани для омовенья очистительного.

Девушка грозно топнула ножкой, но Ши предотвратил готовую разразиться бурю словами:

— Пусть это тебя не беспокоит. Мы и в самом деле безо всяких там яких хотим просто поспать. А кроме того, мы христиане, так что без бани вполне обойдемся.

Хозяин хитро поглядел на них.

— О незнакомец, ежели и впрямь вы христиане, ничего не остается вам, как уплатить десять дирхемов вперед, ибо таково веленье правителя сих мест, кто никто иной, как свет ислама владыка Дардинель!

Ши уловил, как у девушки слегка перехватило дыхание, и вспомнил, что Дардинелем звали того самого типа, благодаря которому в поле ее зрения угодил поэтичный Медор. Также ему показалось, что трактирщик, скорее всего, то ли врет, то ли насмехается над ним — а то ли и то, и другое сразу.

Конечно, с точки зрения всех этих деревенских хитрованов, представителя иной социальной группы просто грех не надуть... Начиная понемногу испытывать раздражение. Ши полез в пояс, куда он припрятал остаток выданных им Чалмерсом монет, и извлек оттуда горсть — а скорее, горсточку.

— Послушай-ка, ты, зануда, — проговорил он угрожающе. — У меня уже нету времени с тобой препираться, да и дама устала. Бери скорей деньги и давай комнату, иначе познакомишься вот с этим, — показал он на саблю.

— Слушаю и повинуюсь, — пробормотал трактирщик, отступая на пару шагов. — Входите же тогда, во имя Аллаха всемогущего!

В сенях было темно и чем-то воняло, справа наверх вели несколько каменных ступеней. Трактирщик дважды хлопнул в ладоши. Где-то в глубине распахнулась дверь, и к ним тут же выскочил черный как смоль арап, низенький — настоящий карлик, и обнаженный до пояса. Улыбался он до ушей, а быстрота его появления наводила на мысль, что он наверняка подслушивал. Трактирщику явно не понравилась его жизнерадостность, поскольку он с ходу отвесил карлику оплеуху, от которой тот отлетел к стене, и пробурчал:

— О несчастный фигляр, прекрати же кривлянье свое! Проводи-ка гостей в верхние покои и принеси им кофе, чтоб отведали они его перед сном согласно обычаю, ибо долго были они в пути и желают спать днем.

Карлик поднялся, потер ладошкой ухо и щеку и, ни слова не говоря, повел Ши с Бельфегорой к лестнице. Комната на втором этаже занимала практически всю ширину дома. Содержала она с десяток кроватей, больше похожих на низенькие, лишь на несколько дюймов выше пола кушетки, покрытые тонкими, поеденными молью восточными коврами.

Бельфеба оглядела эти лежаки с неподдельным отвращением.

— Ну, сэр Гарольд, не знаю, как люди способны выносить столь убогое обиталище, когда жить можно среди чистых деревьев!

Она прошлась по комнате, заглянув по очереди во все окна.

— Да, тут могло быть и поприличней, — согласился Ши. — Но, по крайней мере, дождь нам не страшен. Давай, детка, попробуй разочек.

Он зевнул. Громко протопав по ступенькам, появился карлик с медным подносом, на котором стояли две крошечные чашечки, источавшие аппетитный аромат кофе. Он поставил его на одну из кроватей и низко поклонился. По неистребимой привычке давать по любому поводу чаевые Ши нащупал одну из диковинных монет и протянул ее чернокожему коротышке. Тот неуверенно потянулся за ней, глядя на Ши так, будто подозревал, что постоялец разыгрывает с ним шуточку весьма сомнительного толка.

— Давай-давай, бери, — подбодрил его Ши. — Это тебе. Честно.

Молниеносное движение, и монета тут же очутилась в руках у карлика, который, не спуская глаз с этой драгоценности и радостно побулькивая, несколько раз перекувырнулся через голову. Ши поднял чашку, сделал большой глоток и чуть не подавился. Кофе оказался таким сладким, что больше напоминал сироп. Он спросил у Бельфегоры:

— Тут что, только такой кофе принято пить?

— Кофе как кофе. Какого еще тебе хотелось бы? — отозвалась она, прихлебывая из своей чашечки.

— Ну ты же знаешь, что я люблю менее... — Он прикусил язык. Имея дело с амнезией, без толку перепевать одну и ту же старую песню — это может отвратить больного. Поэтому он быстро поправился:

— Я бы еще выпил. Эй, любезный!

Карлик, бросив свои ужимки, с топотом подкатился ближе и трижды склонил голову.

— Можешь притащить того же самого, только без сахара? — поинтересовался Ши.

Слугу, судя по всему, охватило некое беспокойство, поскольку он прижал обе руки к груди, покачался из стороны в сторону, ткнул на обе чашки пальцем и, поднеся сложенные ладошки к уху, прикрыл глаза; подпрыгнул, подбежал к окну и сделал вид, будто собирается из него выскочить, после чего указал на Ши.

— Что стряслось? — удивился Ши. — Ты что, говорить не умеешь?

В ответ коротышка только разинул рот и ткнул туда пальцем. Языка там не было.

— Плохо дело, любезный. — Ши обернулся к девушке. — Что он хочет сказать?

Та устало рассмеялась.

— Чудится мне, предостеречь он желает, что после еще одной чашки напитка столь крепкого из окна выпрыгнуть можно. Но удивительно — на меня он так не подействовал.

Она отставила свою чашечку, прикрыла маленькой ручкой очередной зевок, выбрала наименее грязную кровать и вытянулась на ней.

— На меня тоже, — сообщил Ши. Дальше обсуждать этот вопрос он был уже не в силах и плюхнулся на другую кровать. Под ветхими коврами наверняка была простая солома, но до смерти уставшему телу показалась она мягче пуха.

— Приятных сновидений, детка. По крайней мере, наличие отдельных постелей предварило любые дурацкие доводы о необходимости положить посередине меч, как это принято в средневековых романах. Хотя если человек столь слаб, чтобы переползти через...

Как раз в тот самый момент, когда он уже проваливался в глубокий омут сна, до него дошло, что карлик, скорее всего, пытался дать им знать о подмешанном в кофе снотворном, но, прежде чем успел это по-настоящему осмыслить, уже крепко спал...

Кто-то изо всех сил тряс его, а щека горела вроде как от оплеухи.

Проклятый трактирщик!

— Отвали! — прорычал он с затуманенной головой, пытаясь вырваться.

Шлеп!

Это было уже слишком. Ши скатился с кровати и принялся отмахиваться, вернее, лишь попытался это сделать, поскольку руки ему моментально скрутили за спиной. Проморгав глаза, он увидел, что со всех сторон окружен тесным кольцом вооруженных сарацинов. В другой такой же толпе, чуть побольше, где некоторые обернулись, когда он выпрямился, он усмотрел сияние золотых волос Бельфегоры, уже основательно встрепанных. Держали ее сразу двое. У одного под глазом красовался черный фингал, а у другого слетела чалма и физиономия носила отчетливые следы ногтей, идущие во всех мыслимых направлениях.

— О повелитель мой! — послышался голос трактирщика откуда-то сзади, с лестницы. — Разве не предупреждал я тебя, что опасны и злобны сии франки?

— Да уж, поистине кладезь ты мудрости, — ответил ему какой-то начальственный голос. — Что желаешь ты наградою за то, что махом одним предоставил мне жемчужину из жемчужин для ложа моего и сильную руку для битвы?

— О повелитель, не нужно мне ничего, кроме солнечных лучей благосклонности твоей и строго по счету оплаты! Франк этот несчастный хранит доходы, добытые, без сомненья, грабежом правоверных, в поясе своем.

Обладатель начальственного голоса обернулся — высокий тип с неприятным, плоским, как тарелка, лицом.

— Обыскать его, коли это так, — приказал он одному из тех, что держали Ши. Тот, видя, что от сопротивления большого толку не будет, воздержался от каких бы то ни было действий.

— Поистине, владыка Дардинель, — объявил тот, который его обшаривал, — четырнадцать у него с половиной дирхемов.

— Отдай их трактирщику, — распорядился владыка Дардинель и, повернувшись к этому достойному человеку, добавил:

— Можешь ты с уверенностью ожидать меня завтра в шатре моем после часа второй молитвы, когда испытаю я эту девицу франкийскую. Ежели окажется она девственницей, как уверяешь ты, награда твоя вдесятеро будет больше; если же нет, то лишь вдвойне.

— Алле! — завопил Ши. — Не имеешь права! Она моя жена!

Один из тех, кто держал Ши, тут же дал ему по физиономии, в то время как Дардинель, помрачнев, обернулся к девушке.

— Это и в самом деле правда?

Прежде чем она успела ответить, послышался другой голос, тонкий и немного писклявый:

— О владыка Дардинель, быть того не может! Когда видели мы не так давно девицу сию в замке Каренском, определенно не была она ни мужней женой, ни вдовой, но свободною девой лесной, поэзии вдохновеньем!

Плосколицый облизал красные губы.

— Одно лишь остается средство, — рассудил он, — и заключается оно в том, чтобы отделить голову франкийского этого пса от тела — тогда и будучи замужем, девица эта вдовою станет.

— Говорится в книгах, — возразил второй голос, принадлежавший, как заметил Ши, некоему молодому человеку с оливковой кожей и тонкими чертами лица, — что без истинного правосудия нельзя расправляться даже с неверными, ибо обернется это против тебя в последний твой день. Закон гласит также, что даже если девица сия станет вдовою прямо сегодня, то необходимо трехдневное очищение прежде, чем кто-либо возжелает овладеть ею. Поэтому предлагаю, повелитель мой, посадить их обоих в место надежное до тех пор, покуда казий* [26] ученый не выудит истину из омута этого мутного. И больше того, о величайший из воинов, разве не твои то были слова, что получили мы руку крепкую для службы пророку, мир имени коего? Но будет ли прок от руки, коли головы не будет, дабы направлять ее?

Владыка Дардинель взялся рукой за подбородок и склонил остроконечный шлем, увенчанный полумесяцем.

— О Медор, — произнес он наконец без особого расположения, — приводишь ты доводы искуснее иного доктора наук, и из доводов сих видно, что и сам ты положил глаз на эту девицу! Так что не составит большого труда мне сыскать и изъян в доктрине твоей.

Ши, затаивший дыхание, выпустил его с продолжительным «ф-фух!» — а остальные сарацины одобрительно загалдели.

Дардинель подступил к Ши и пощупал его бицепсы.

— Как попал ты сюда, франк? — поинтересовался он.

Ши ответил:

— Я малость повздорил с какими-то императорскими паладинами.

Такой ответ мог выставить его в более выгодном свете и, что самое главное, был совершеннейшей правдой.

Дардинель кивнул.

— Испытанный ли боец ты?

— Да приходилось бывать в переделках. Если хочешь, чтобы я что-нибудь показал, избавь меня от этого джентльмена, что вцепился мне в правую руку, и...

— Нету в этом нужды. Желаешь ли верно служить эмиру Аграманту в походе нашем?

А почему бы и нет? Ши решил, что паладинам он ничем не обязан, в то время как согласие, по крайней мере, сохранит ему жизнь достаточно надолго, чтобы что-нибудь придумать.

— Идет. Заносите меня в списки. То есть я хотел сказать, клянусь защищать вашего справедливого и милосердного эмира, и все такое, и так далее, да поможет мне Аллах.

Дардинель снова кивнул, но сурово добавил:

— Не рассчитывай только, что даже если казий признает брак твой с девицей этой законным, сохранишь ты свои права на нее, ибо желаю я, чтобы произнес ты над нею формулу развода. Если покажешь с доброй стороны себя, одарю я тебя шестью другими из пленниц, с лицами, как полные луны. Как зовешься ты?

— Сэр Гарольд Ши.

— Сэр Гарр Аль-Шах? Слышу я чудо: носит он сразу и назарянские, и мусульманские титулы! Как же стал ты военачальником?

— Я их унаследовал, — туманно ответил Ши. — Понимаете, смешанная семья, — добавил он, вспомнив про запутанные родственные отношения обитателей Каренского замка.

С большим облегчением он почувствовал, как разжались вцепившиеся в него пальцы. Нет, понял он оглянувшись, не было ни единого шанса быстро вмешаться в ситуацию и освободить Бельфегору. Слишком уж многие из этой публики держали в руках весьма острые на вид сабли.

Владыка Дардинель, судя по всему, сразу утратил к нему всякий интерес.

— Деву связать, да только полегче, шелковыми кушаками, — распорядился он. — О Медор, прими же нового воителя в свое войско да проследи, чтоб доспехи получил он и оружие. Ответишь мне за него честью своей!

Когда девушку проводили мимо, смотрела она на Медора, а не на него, и Ши ощутил неприятный укол в сердце. На улице было привязано несколько лошадей, одна из которых предназначалась ему. Было чертовски обидно уходить, так и не отвесив трактирщику хорошую плюху, но приходилось вести себя тихо, пока не прояснились куда более важные вещи.

Влезая в седло. Ши поморщился от боли, поскольку после долгой скачки на кентавре мышцы в паху затвердели, как канаты. Правда, в мягких коврах высокого седла они вскоре немного расслабились, и Ши устроился, испытывая разве что чисто номинальные неудобства.

Когда кавалькада пустилась вскачь под палящим солнцем, которое перевалило уже за полдень. Ши пришла в голову мысль, что для того, чтобы заставить его жену спать после этого в кровати, потребуется кое-что посильнее колдовства.