"Ариэль Бюто. Цветы осени " - читать интересную книгу автораслучайной свидетельницей семейного обеда. Белая скатерть, столовое серебро,
хрусталь. Мы-то всегда ели на клеенке, из выщербленных разномастных фаянсовых тарелок, и только по "великим праздникам" накрывали стол по всем правилам, изображая респектабельную и обеспеченную семью. Пьер развлекал невесту брата - хорошенькую блондинку, в которую, по слухам, был влюблен. Я почти сразу ушла - и дело было не в ревности, просто я ощутила глубокую горечь, поняв, что мне нет места среди этих элегантных и благополучных людей. Но вчера Пьер пригласил на чай меня одну - "в честь твоего дня рождения", так он сказал. Мама без колебаний дала разрешение: Пьер "забыл" уточнить, что его семья все еще не вернулась из Парижа... Воображение меня не подвело, и я совершенно оробела: дом выглядел безупречным и гостеприимным - только не для меня. Для своих. Знаю, знаю, я мечтаю о величии, но не обманываю себя. В Бель-Иле, где каждому все известно о нашей семье - отец-алкоголик, брат с безумной склонностью к самоубийству, - я навсегда останусь гадким утенком. Не уверена, что Пьер решился бы пригласить меня, будь его родители дома. Он был сама любезность, вел себя так, словно мы и не переставали общаться как добрые друзья. Я ожила, надеясь, что он забыл мучительную сцену, что произошла между нами в Париже. Я ведь и впрямь стала совсем другой женщиной, после того как нашла свой путь в жизни. Конечно, если бы я не провалилась с таким треском на конкурсе - проклятые руки! - то стала бы пианисткой и купалась в лучах славы, но теперь главное - правильно распорядиться дипломом учительницы. Я вовсе не собираюсь всю жизнь возиться Он накрыл стол в зимнем саду: чай, миндальное печенье. И естественно, подарок - маленький розовый пакетик, перевязанный зеленой лентой. Сухо поцеловал меня в щеку, давая понять: останемся друзьями, не более того. Я чувствовала облегчение - и была раздосадована. Он спросил, какие у меня новости. Кое-что рассказал о себе и начал разливать чай, ничего не сказав о пакетике, на который я изо всех сил старалась не смотреть. Ничто из того, чего я опасалась, принимая приглашение Пьера, судя по всему, не должно было произойти, и... я была разочарована. Выдала ли я себя? Провоцировала ли его своим поведением, сама того не желая? Или Пьер намеренно вел себя так холодно, рассчитав, что я сдамся на милость победителя при первых же признаках потепления в наших отношениях? Я пила обжигающий чай (кстати сказать, терпеть его не могу!) и так сильно нервничала, что в горле стоял комок. А потом волнение разрядилось и я не нашла в себе силы сопротивляться, когда Пьер за руку повел меня в свою комнату. Пойдем, сказал он. Коротко, но ясно. Это напоминало просьбу, но было приказом. Мне показалось, что между нами возникло электрическое напряжение, нечто среднее между болью и желанием, и я не смогла оттолкнуть его руку. Он никогда не говорил, что любит меня, - будем честны! - но я доверчиво позволила ему расстегнуть пуговицы на моей кофточке. Три маленькие перламутровые пуговички, не бог весть что. Но когда он коснулся пальцем ложбинки между грудями, глядя прямо мне в глаза, когда его ладонь легла на мою шею, я почувствовала, что умираю от стыда и желания. Не отрицаю - я поощряла Пьера, но инициатива все-таки принадлежала ему. |
|
|