"Эрнст Бутин. Се человек (Роман-апокриф)" - читать интересную книгу автора

из огромных камней, плавно скользили, окропляя кровью животных
святилище, старшие священнослужители - когэны в гиацинтового
цвета тиарах, в голубых подирах, в злато-пурпурных нагрудниках,
украшенных крупными самоцветами с начертанными на них именами
колен Израилевых.
Утреннее жертвоприношение всесожжения давно закончилось, и на
решетках над жадным огнем лежали уже пласты тука жертв греха или
вины.
Принюхиваясь к слабому аппетитному запаху жареного сала, Иуда
раздул ноздри. Выдубленное ветрами Иудеи, Идумеи, Перея,
Галилеи, загоревшее до цвета коричневой земли Кумрана суровое
лицо его с глубокими морщинами, с перебитым в драке носом -
такие лица пугают и одновременно привлекают женщин, будь они
пресыщенными женами удачливых царедворцев, целомудренными
дочерьми во всем видящих грех фарисеев или уставшими от мужчин
порочными танцовщицами и музыкантшами, - расслабилось. Ставшие
счастливыми, почти влюбленными, глаза устремились туда, где за
жертвенным дымом искристо переливалась на золотых цепях
скрывающая святая святых бесценная Вавилонская завеса,
изображающая Вселенную.
Обильное яркое солнце играло веселыми бликами на густо-багровом,
как кровь, мраморе стен, лучилось, отражаясь от огромной, в рост
человека, символизирующей страну Израиля, золотой виноградной
кисти, укрепленной над так же щедро изукрашенными золотом
воротами во Двор священников, усиливая и без того опьяняющее,
как только оказываешься тут, чувство окрыленности, слиянности с
Всеблагим, возлюбившим избранный народ свой и столь же пылко
любимым народом этим.
Чувствуя, как умиротворенность переполняет душу, пятясь и часто
кланяясь, мысленно вознося Отцу Небесному пылкие молитвы, Иуда
скользящими шажками отступил за Красные ворота, названные так
из-за редкой их красоты. Лишь наткнувшись затуманенным взглядом
на крупные, написанные по-арамейски, по-эллински, на латыни,
предостережения, запрещавшие под страхом смерти входить внутрь
иноверцам, сообразил, что находится уже вне Двора народа, и
перестал кланяться.
В уши вновь ударил не воспринимаемый в молитвенной отрешенности
мощный, напоминающий рокот огромной волны, слитный гул, в
котором, сосредоточившись, можно различить громкий,
бесцеремонный говор множества людей, пронзительные выкрики
торговцев и менял, испуганное блеяние овец, меланхоличное
мычанье быков.
Оглядывая Двор язычников, Иуда в предвкушении скоро предстоящего
не сумел сдержать улыбку: все обширное пространство,
ограниченное крытой галереей с двумя рядами высоких колонн, было
забито покупателями и торговцами, ларями и столами, корзинами,
клетками с голубями, гуртами скота, загадившего пометом,
залившего мочой мозаичный пол, отчего жаркий, душный воздух
пропитался едким зловонием.
Отступив к рельефно-узорчатой стене, отделявшей Двор народа,