"Александр Бушков. Блеск и кровь гвардейского столетия ("Россия, которой не было" #4)" - читать интересную книгу автора

умственной сосредоточенности кончик языка, отвечает степенно:
- Конституцию пишу!
Честное слово, я не особенно и преувеличиваю. Эти февральские недели
знамениты тем, что по рукам стала кружить масса конституций, частенько
написанных людьми, которых в подобных намерениях никто ранее и подозревать
не мог - вроде нашего преображенского поручика Феденьки. Это массовое
творчество отмечали и отечественные мемуаристы, и иностранные посланники.
Вот, для примера, отрывки из донесений дипломатов, прусского Мардефельда и
французского Маньяна: "Все русские вообще желают свободы, но они не могут
согласиться относительно меры и качества ее и до какой степени следует
ограничить самодержавие... Одни хотят ограничить право короны властью
парламента, как в Англии, другие - как в Швеции; иные полагают учредить
избирательную форму правления по образцу Польши..."
Историк Песков комментирует: "Отыскались знатоки иностранных образцов
правления; стали писать прожекты об устроении парламента: чтоб учредить
высшее и низшее правительство, чтоб и правительства, и Сенат были выборными,
чтобы в выборах участвовало все шляхетство..."
Конечно, слово "конституция" тогда имело не современное содержание -
основной закон государства, а, скорее, размышления на вечную, до сих пор не
решенную тему "Как нам обустроить Россию". Да и выборы, в которых участвует
одно лишь дворянство - прямо скажем, не венец демократии. Но ведь это
гигантский шаг вперед по сравнению с тиранией Петра Великого, когда и право,
и закон заключались в одной его дубине... Вот она, оборотная сторона
грамотности и поездок в Европу, которая Петру наверняка не пришлась бы по
вкусу!
Даже старый проныра и ворюга Ягужинский, ветеран петровского
сатрапского правления, развратился настолько, что начал вслух высказывать
крамольнейшие мысли: нехорошо, мол, что дворянству головы секут, и вообще
пора подумать об устранении самовластия... Задрав штаны, бежал за
гвардейской молодежью, чтобы соответствовать духу времени - чутье у него
всегда было преотличнейшее.
В общем, началось - "республика", "выборы", "парламент". Хотя один из
циничных иностранных посланников тогда же отписал домой: "Если императрица
сумеет хорошо войти в свое новое положение и послушается известных умных
людей, то она возвратит себе в короткое время полное самодержавие, ибо
русская нация, хотя много говорит о свободе, но не знает ее и не сумеет
воспользоваться ею".
И ведь напророчил, циник... 25-го февраля около Кремля собралось до
восьмисот человек - генералитет, гвардия, в большом количестве -
"шляхетство", как долго именовало себя, опять-таки на польский образец,
российское дворянство. Анне торжественно поднесли и челобитную с просьбой не
исполнять "кондиций", и охапку свежеиспеченных "конституций".
Для начала Анна собственноручно разодрала "кондиции". И тут из
гвардейских рядов раздались голоса:
- Не хотим, чтобы государыня жила по законам! Пусть учиняет, что хочет,
как ее отцы и деды делывали. Мы за нее головы сложим, а скажет она - головы
ее утеснителям оторвем!
Таков был глас народа, то есть гвардии, пусть на сей раз и не
сверкавшей багинетами. Все конституционные прожекты государыня Анна
Иоанновна изволила всемилостивейше похерить следом за "кондициями".