"Александр Бушков. Блеск и кровь гвардейского столетия ("Россия, которой не было" #4)" - читать интересную книгу автора

и всего... "Восьмибоярщина", по аналогии с печальной памяти "семибоярщиной".
А по-современному - правление олигархов.
Прекрасно это понимавший в свое время Пушкин отозвался о затее
"верховников" с явным неудовольствием: "Владельцы душ, сильные своими
правами, всеми силами затруднили б или даже уничтожили способы освобождения
людей крепостного состояния, ограничили б число дворян и заградили б для
прочих сословий путь к достижению должностей и почестей государственных".
Россию ждала хунта из восьми магнатов, что ничем не лучше
тирана-одиночки на троне. Хрен редьки не слаще. Что пнем по сове, что сову
об пень...
Кстати, наша хитрющая восьмерка и не заикнулась, что это именно они
навязали кандидатке столь обременительные условия. Дело они представили так,
будто Анна в кротости своей сама предложила Верховному тайному совету снять
с нее тяжкое бремя государственных дел. Знаменитый церковный иерарх Феофан
Прокопович, вошедший в число "представителей общественности", вспоминал:
"Некто из кучи тихим голоском, с великою трудностию промолвил: "Не ведаю,
де, и весьма чуждуся, из чего на мысль пришло государыне тако писать?" - то
на его слова ни от кого ответа не было".
"Общественность", конечно же, прекрасно смекнула, что к чему. Но
повсюду снова стояла гвардия! Феофан Прокопович: "...которые вчера великой
от его собрания ползы надеялись, опустили уши, как бедные ослики, шептания
во множестве оном пошумливали, а с негодованием откликнуться никто не
посмел, и нельзя было не бояться, понеже в палате оной, по переходам, в
сенях и избах многочинно стояло вооруженного воинства..." Кем же еще могло
быть это воинство, как не гвардией? Не сиволапую же армейскую пехоту
привлекли к столь важному делу...
Вот только совсем скоро оказалось, что вызванная для устрашения
"общественности" гвардия придерживается другого мнения по поводу истории с
"кондициями"!
Умонастроения дворянства (а значит, и гвардии) саксонский посланник
Лефорт в донесении охарактеризовал так: "Боятся аристократической олигархии
более, чем деспотической монархии".
Когда Анна прибыла в Москву, среди дворянства началось глухое брожение.
Что произошло в течение десяти последующих дней, историки так и не смогли
установить во всех деталях. Кто именно зажигал, тоже неизвестно, но всерьез
полагают, что "основным пропагандистом среди гвардейцев стал ее (т.е. Анны -
А.Б.) родственник Семен Салтыков, майор гвардии" (Е. Анисимов). А, в общем,
конкретные имена не так уж и важны. Главное, гвардия была против "кондиций".
В России того времени это означало: все, считай, и решено...
Три февральские недели 1730 дали невиданный ранее в Отечестве нашем
выплеск - все кинулись писать конституции так охотно и сноровисто, словно
всю сознательную жизнь этим и занимались.
Вдруг замечают друзья: вместо того, чтобы присоединиться к столу, на
коем имеет место быть вдоволь венгерского, их друг и сослуживец, поручик
Феденька, долго и старательно царапает гусиным перышком по бумаге, не
забывая, что характерно, вовремя обмакивать его в чернила, и этим странным
занятием всецело поглощен.
- Что там балуешь, Феденька? - вопрошают сослуживцы в некоторой
оторопи. - Амурное послание, поди, согласно Талеману?
А Феденька, не отрываясь от своего занятия, высунув от крайней