"Александр Бушков. Умирал дракон (Авт.сб. "Волчье солнышко")" - читать интересную книгу автора

хрен пакостил тебе в институте? Ты же не слабачок, ты свой парень, мы с
тобой из одной стаи, бей!
Гаранин стоял, опустив руки с двузубцем. Его ошеломил не способ,
заменивший, оказывается, традиционные молодильные яблоки и живую воду, а
легкость, с которой змей ставил знак равенства между ним и собой, ставил
их на одну доску.
Доцент Молчанов исчез, появился Ермоленко.
- Ну что же ты? Не понадобится впрягаться в одну упряжку с этой
дешевкой Прудниковым. Обойдешься и без министра. Твой старикан
всего-навсего занедужит и уйдет по состоянию здоровья. Чистенько и
элегантно. И никто во всем свете, даже твоя принципиальная синеглазка, не
посмеет тебя ни в чем упрекнуть. Бей!
Гаранин медленно сказал:
- Но я-то - я всегда буду помнить это зеркало...
- А пребывание в Крутоярске тебе не пришлось бы иногда вспоминать?
- Это - дела нашего мира, - сказал Гаранин.
- А я - на Марсе? Мы что, на Марсе сейчас? Разбил ты стекло камнем или
взглядом, значения не имеет, - так и так не склеишь... Бей!
Гаранин стоял опустив руки. В зеркале медленно, очень медленно - десять
раз успеешь ударить - проплывали люди, и голос Первого вязнул в ушах:
- Что стоишь? Все забыл, слюнтяй? Помнишь, как этот тебя оскорбил
принародно, а ты и утереться не смог? А из-за этого едва не сорвалось твое
первое самостоятельное задание. А этот увел девушку. А этот? Этот?
Помнишь? У тебя, дурака, уникальная возможность рассчитаться за все обиды,
и ни один суд не осудит! Бей смело!
"Он поставил меня на одну доску с собой, - думал Гаранин. - Значит,
было все же что-то в моих делах, словах, поступках, жизни, что дает ему
право так рассуждать? Было? И есть? Какая разница, чем разбить стекло...
Но как же это? Все было не для себя, для дела, для себя-то ни времени, ни
сил подчас не оставалось. Выходит, все же? А если найдется другой, не
такой совестливый?"
Гаранин размахнулся и что есть силы ударил в невидимое стекло
утолщавшимся к концу черенком двузубца. Светлый солнечный день разлетелся
острыми полосами, из-под него темным взором выступил камень, осколки,
печально звеня, осыпались шелестящим ручейком и таяли на лету. Осталась
тяжелая рама, вычурная и нелепая. И нечеловеческий рев:
- Зеркало мое!
Гаранин не шевелился - то, что ему пришлось осознать о себе, было
страшнее бесновавшегося за спиной чудовища. Безапелляционный холодок
жестоких истин льдистой иголочкой занозил сердце, и Гаранин, удачник,
супермен, жестокий рыцарь НТП, почувствовал, что сейчас заплачет, - дорога
вела в никуда, да и была ли это его дорога?
Он обернулся, услышав хохот. Смеялся Второй - взахлеб, самозабвенно:
- Слопал, старшой? Столько веков талдычу тебе, болвану, а ты уперся,
как Перун перед Днепром...
Третий смиренно похрапывал.
- Ты почему не спишь? - взревел Первый.
- Бессонница, - издевательски хохотнул Второй. - Голубчик, неужели мы
не успели изучить друг друга за две тысячи лет? Микстуру твою я, извини,
держал в пасти, а там украдкой и выплюнул. Если бы он тебя послушался, я