"Артем Абрамов, Сергей Абрамов. Убей страх: Марафонец " - читать интересную книгу автора

после утреннего "Туборга", натягивал кроссовки и бежал в Сокольнический парк -
выпаривать с потом накануне выпитое.
Жалел о пропаже волшебных моментов счастья-на-бегу? Не то слово. Особенно
поначалу. А потом притерпелся и без "взрывов", счастье ограничил обычными
оргазмами, опять пардон за излишнюю интимность, даримыми любимыми и не очень
женщинами. А что до "взрывов" - понимал: чудо исчезает, когда его перестают
ценить, когда относятся к нему как к данности.
Жена, когда уходила от Чернова, бросила в сердцах:
- Ни хрена ты, Чернов, не ценишь: ни дела своего, ни таланта, ни близких
тебе людей. Живешь, как в гостинице. Бог дал - спасибо. Не дал - тоже не
помрем... И приятели твои - не люди, а так, лица. Если запомнишь их по пьяни...
- Помолчала секундно в дверях, добавила: - Когда остановишься - позвони. Или
когда снова побежишь...
Оставила, значит, надежду. Хотя и не объяснила, куда Чернову бежать
следует.
И что он в итоге имел и имеет к своим пресловутым тридцати трем?
Перечислим.
Имел: жену, как уже сказано, не выдержавшую "гостиничного" мужа; отца и
мать, мирно почивших (давно) в родном далеком городе Усть-Кокшайске; личное
авто, минувшей осенью угнанное со стоянки у подъезда не опознанными милицией
похитителями.
(К слову: что угнали - славно, опять много бегать стал, все на пользу:
живот, худо-бедно, плоский, мышцы, если уж и не стальные, так и не кисельные,
сам сух, как йог.)
Имеет: квартиру в Сокольниках, заработанную с помощью неординарных
способностей мышц; мебель, книги (много), одежду (маловато для
неофита-холостяка...), роскошную, но темную по смыслу картину неизвестного
художника "Бегун" (кто-то подарил, название условное), где изображен некто в
белой хламиде, несущийся по пересеченной местности, кое-какие денежки в
заначке, как уже отмечено, и еще - кота, добровольно пришедшего, в отличие от
жены, в дом и прижившегося там прочно (уж извините за некорректно выстроенный
ряд имевшегося и имеющегося: люди, вещи, фауна...). Немного, но другие и того
не имеют. Чернов был доволен в принципе, а сверх принципа мечтал лишь о
постоянной работе, о прибыльном применении неординарных способностей
интеллекта.
А жена... Ну, остановился он - в смысле выпивки и в смысле приятелей, -
точнее, почти остановился, вот - бегать вовсю начал, и опять всплыла робкая
надежда на возвращение счастья-на-бегу, "сладких взрывов".
Надежда... Надеяться, говорят, не вредно...
А жене не позвонил: поезд, считал, ушел. Время разбрасывать камни
окончилось. Ко времени собирать их Чернов был не готов.
В тот день...
(Sic! Прервемся на минуту. С этого банального набора слов - "В тот
день..." - начинается новейшая история Чернова Игоря, тридцать три, подводящая
жирную черту под прежними историями, но не зачеркивающая вышеназванных
интеллектуальных и спортивных талантов его, а напротив - вовсю их
использующая...)
Итак, в тот день он, отсмотрев леденящий спящую душу сон об ужасе за
поворотом, доспал между тем до подъема, проделал традиционные утренние
действия, однако в Сеть забираться не стал. Надел новенький малонадеванный