"Артем Абрамов, Сергей Абрамов. Убей страх: Марафонец " - читать интересную книгу автора

По сути, констатировал факт.
Но Кармель-Хранитель счел нужным дать пояснение:
- Тебя помнят. Все, что было, было не слишком давно. Я могу, если хочешь,
показать тебе могилу Элева из рода Красителей, кто нарисовал твое изображение.
Я могу, если хочешь, показать тебе пень от дерева, из которого Элев выпилил и
выстругал доски для основы. Я могу познакомить тебя с потомком Элева - Иегошуа,
нынешним главой рода Красителей... Да, впрочем, ты так и так со всеми
познакомишься, когда придет пора. А пока не мучай себя и свою память. Ты долго
бежал, ты устал, ты голоден, тебе нужно омыть тело и лицо. Пойдем со мной, ты
будешь жить у меня.
Вот и подведен промежуточный итог: он, Чернов, "будет жить", он здесь
надолго... А разве он считал иначе? Нет! Раз так то стоит послушаться
Хранителя, тем более что очень хочется помыться, выдраить себя с мылом, если
здесь знают мыло.
Придерживая руками простыню, Чернов послушно - сам удивляясь собственному
непротивлению - последовал за Кармелем. Они вышли из Храма на площадь, в самое
пекло, которое все же разогнало по домам любопытных жителей городка: площадь
была пуста. Или не пекло разогнало, а Хранитель, напомнивший людям о времени
солнцестояния, к коему здесь особое отношение. По религии или по традициям
положено проводить его под крышей?.. Чернов не стал интересоваться деталями,
поскольку наметил себе для начала выстроить общую картинку мира, в который
попал. А подробности сами собой прояснятся.
Они перешли площадь, нырнули в одну из улочек, вытекающих из нее, и
третьим домом на ней оказался дом Кармеля. Он ничем не выделялся, несмотря на
явно высокое положение хозяина в здешней иерархии: два этажа, плоская крыша,
маленькие окошки.
- Я не потревожу твоих близких? - поинтересовался Чернов.
- Я один. - Кармель был лаконичен.
Он не повел Чернова в дом, а завернул за него, и они попали в крохотный
дворик-пятачок, где - вот радость-то! - одиноко торчало дерево, тоже похожее на
кипарис, вполне густое и зеленое, под ним стояла скамья, а на ней - глиняный
кувшин и глиняная миска. В метре от скамьи, обнесенный прямоугольными камнями,
находился колодец или, вернее, водоем, поскольку вода в нем едва не
переливалась через каменную ограду.
- Вода не очень холодная, - предупредил Кармель. - Она бежит с гор по
открытому водоводу и согревается. И главное - она чистая. Тебе полить?
- Я сам, - отказался от помощи Чернов.
- Я принесу тебе чистую одежду. Мы одного роста, моя тебе подойдет.
Чернов мылся с наслаждением, не жалел воды, хотя она, по его ощущениям,
была все же слишком холодной. Но спасибо за то, что есть и что ее много. А
вместо мыла Чернов обнаружил кусочек чего-то мягкого, как пластилин, и хорошо
мылящегося - это он экспериментальным путем установить не побоялся. Однако
голову мылить местным пластилином не рискнул: так облил, рыча от холода,
уместного, впрочем, в здешнем пекле. Кроссовки тоже помыл, потер попавшим под
руку камешком: красный цвет совсем не ушел, но все ж побелее стали.
Из дома во двор вела махонькая дверца, из которой и вышел, согнувшись,
хозяин, неся белые штаны и длинную рубаху. Облачившись в местные одежды, Чернов
стал портретно похож на своего двойника, написанного для Храма давно почившим
Элевом из рода Красителей. Или копиистом - современником Чернова. Плюс
кроссовки, которых на московской картине Чернова не имелось: там Бегун мчался