"Артем Абрамов, Сергей Абрамов. Место покоя Моего ("Место покоя Моего" #1) " - читать интересную книгу автора

Нежелательный ответ, опасный, вызывающий подозрения, но, как и следует,
тоже просчитанный.
- Нет, - не согласился Шестой, - те, что смотрят, не могут увидеть. А те"
что отворачиваются, боятся, ибо догадываются, что однажды я увижу их души, и
вот они-то и правы. Ибо сказано: познай то, что перед лицом твоим, и тогда
увидишь то, что скрыто. Произнес и - замер в ожидании встречной реплики.
- Кем сказано? - резко спросил старший сын. - Нет в Законе таких слов, не
оставил их Моше.
- Разве за Моше не пришел другой?
Это была фраза-ключ. И она не сработала. Абсолютно нежелательный,
минимально возможный, практически флуктуационный вариант, который Биг-Брэйн,
естественно, тоже просчитал, иначе быть не могло, иначе не стоило посылать
Шестого в бросок, но вариант, грозящий наиболее страшным для Истории -
сломом...
- Какой другой? Кого ты имеешь ввиду?
Значит, все-таки - слом... И судя по всему, очень сильный и очень опасный.
Печально, что он. Шестой, принесет весть о нем...
Старый-престарый усталый путник тяжело опустился на колени на холодный
земляной пол, вытянул руки, уложил в ладони лицо. Прошептал с горечью, но -
так, чтобы его услыхали:
- Никто не бросил огонь в мир, и значит, мне нечего охранять... - Поднял
голову: - Кто вы, добрые люди? Кто ты, Йосеф-древодел, и кто твои сыновья? Кто
их жены и кто их дети? Я никого не вижу...
Шестой не ждал, что придется прибегнуть и к этой вариации. Иосиф, - так
привычнее для современного Шестому слуха, - 'шагнул к старику.
- Откуда ты знаешь мое имя?
- Наверно, я прочитал его... Где - не спрашивай. Я очень устал. Мне
страшно.
Это звучало абсолютной правдой: Шестому было страшно. Иосиф и сын его
подхватили Шестого под руки, легко подняли.
- Ты отдохнешь у нас, - сказал отец. - Девочки снимут с тебя сандалии и
омоют ноги. Мирьям, жена, подаст всем обед, ты сядешь с нами за стол и всех
увидишь. У меня пятеро сынов, две дочери, только дочери не с нами живут, они
живут в семьях мужей. А внуков у меня уже семеро. Только у младшего, у Яакова,
- он кивнул на юного плотника, который тоже подошел к отцу, - у него пока нет
жены, а у меня нет внуков от него... - Говоря все это, он и сыновья медленно
вели Шестого на воздух, на солнце, где и впрямь толпились шесть или семь
ребятишек, старшей, девочке, было на вид лет двенадцать - тринадцать, а на
руках у нее пускал слюни, видимо, младший. - Вот они, внуки мои, - терпеливо,
как с больным, говорил Иосиф с Шестым, ведя его к дому. - Трое - дети моего
старшего, троих он мне уже подарил, а остальные...
- Кто твой старший? - перебил его Шестой, быстро, словно не было
мучительной усталости, выпрямляясь и поднимая голову.
- Да вот же он, ты видишь его...
Тот, высокий, с тонким лицом, легко и радостно улыбнулся Шестому. За этой
улыбкой не пряталось ничего, кроме обыкновенного душевного равновесия,
рожденного миром в семье и относительным миром в окружающих людях, доброй
работой, заметным достатком, спокойным и ясным завтрашним днем.
- Старший мой, - говорил Иосиф. - Иешуа, Иегошуа... Древодел получше меня.
Да и то сказать - пора, сорок лет зимой минуло. А мальчишкой был - никакого