"Елизавета Абаринова-Кожухова. Недержание истины" - читать интересную книгу автора

Между тем Щербина вновь присел за рояль и стал наигрывать попурри из
"Мурки" и "Реквиема" - должно быть, помутневшее сознание подсказало ему, что
именно такую музыку должен исполнять композитор-отравитель над прахом
убиенного им собрата по искусству.
- Стало быть, Щербина сознался и надобность в вашей дедукции отпадает?
- не без доли ехидства спросила баронесса Хелен фон Ачкасофф.
- Сознался не Щербина, а Сальери, - усмехнулся Дубов. - К тому же от
только влил яд в стакан, а настоящий виновник - тот, кто дал ему этот яд и
внушил, что он должен отравить, а Грымзина ли, Моцарта ли, не суть важно.
Нет-нет, я не имею в виду Святославского - похоже, что он и сам, подобно
Щербине, оказался невольной марионеткой в руках искушенного манипулятора.
Так что следствие еще впереди...
Полеты дедуктивной мысли прервал шум со стороны входной двери - это в
залу протискивались прибывшие одновременно две бригады: подкрепление из
милиции и морговские санитары.
Два милиционера по приказу Столбового тут же взяли под конвой
Святославского, а два других, взобравшись на сцену, стали дежурить возле
рояля, за которым Щербина продолжал с отрешенным видом что-то наигрывать.
А санитары тем временем принялись укладывать на носилки то, что еще
несколько минут назад было банкиром Грымзиым. Хлопотавший возле них
Серапионыч заметил, что у покойника раскрылся один глаз.
- Нехорошая примета, - озабоченно пробормотал доктор и попытался
закрыть глаз банкира, но тот открылся вновь, а за ним и второй.
- Что за черт, - нахмурился Серапионыч, и в этот момент покойник
приподнял голову.
- Живой, елки-моталки, - дыхнул перегаром один из санитаров. - Ну,
доктор, вы, блин, даете!
- Да, факт летальности оказался несколько преувеличен, - вынужден был
признать доктор. И распорядился: - Однако заберите пациента, окажем ему
последнюю помощь... То есть скорую, - поспешно поправился Серапионыч.
Санитары подхватили носилки с Грымзиным и понесли их к дверям. Рядом
семенил Серапионыч и на ходу пытался поставить диагноз.
- Все свободны, - распорядился инспектор Столбовой. Публика с явным
облегчением потянулась к выходу. - А вас, господа, я попрошу остаться, -
строго добавил Егор Трофимович, обращаясь уже к Щербине и Святославскому.
Первый по-прежнему "терзал расстроенный рояль", а второй подбоченясь стоял
между двух милиционеров, и весь вид его словно говорил: "Вяжите меня, больше
ничего не скажу!"
- Ну и что вы теперь скажете? - не без некоторой подколки спросила
баронесса.
- Неужели яд оказался просроченным? - растерянно проговорил Дубов. -
Знаете, поначалу я больше всего грешил на доктора - он ведь в силу профессии
и в ядах лучше других разбирается, да и разговор на Сальери навел. Но теперь
главным подозреваемым становитесь вы, уважаемая госпожа Хелена!
- Почему именно я? - возмутилась госпожа историк.
- Вы очень уж ярко расписывали яды эпохи Борджиев и Медичей, -
усмехнулся детектив. - А теперь решили воспользоваться их рецептами.
- Если бы я ими воспользовалась, то яд бы не дал осечки, - с едкой
учтивостью возразила баронесса.
- Не скажите, баронесса, не скажите, - покачал головой детектив. - Да,