"Григол Абашидзе. Долгая ночь (Грузинская хроника XIII века) " - читать интересную книгу автора

Ваче, и он теперь не мог уж выбирать сам, куда идти, его носило, как по
волнам, бросало в разные стороны, наконец задвинуло в узкий переулок, и
было в переулке посвободнее, чем на главной улице.
Люди карабкались на открытые плоские кровли. Ваче тоже подтянулся,
уцепившись за карниз, и очутился на крыше. Протиснулся, раздвинул зевак, и
оказалось, что он стоит как раз над главной улицей, над тем местом, по
которому пять минут назад он так беспечно и славно шел.
Улица опустела. Проскакали всадники. Вскинув сверкающие трубы, пошли
горнисты. За горнистами двинулось войско с развернутыми боевыми знаменами.
Закованные в латы, в металлических шлемах, шли суровые воины, соединенные
в полки.
Вслед за полками, с небольшим промежутком, вступило на улицу
духовенство. Священники всех рангов шли, махая кадильницами и кропя
направо-налево святой водой. Синеватый душистый дым поднимался до плоских
кровель, до народа.
Наконец показался породистый белый жеребец, покрытый золототканой
попоной. На нем сидела девушка ослепительной красоты в царской короне и в
одеянии, усыпанном драгоценными камнями. Венценосная девушка - новая
царица Грузии Русудан.
Ваче впервые увидел дочь великой Тамар. В разговорах ее сравнивали по
красоте с матерью. Но Ваче подумал, что красивее и блистательнее быть
нельзя. И при этом в лице и в стане венценосной девушки было что-то очень
напоминающее ему Цаго, подумал Ваче, и воспоминание о Цаго снова
разбередило боль.
Народ глядел на свою царицу. Каждый старался протиснуться вперед,
задние напирали, становились на цыпочки и вытягивали шеи. Ваче тоже
протискивался и вытягивал шею и вдруг увидел на противоположной стороне
улицы знакомого осла, и Павлиа на осле, и Цаго рядышком с братом. Толпа
притиснула их к стене мастерской с закрытыми ставнями. Цаго что есть силы
упиралась руками, чтобы можно было дышать, и тоже не сводила глаз с царицы
и с царской свиты.
Ваче видел, как один всадник, красиво и статно сидящий в седле, вдруг
остановил коня, обернулся и сверху долго смотрел на Цаго. На мгновение
скрестились, слились, потонули друг в друге их взгляды, но тут же девушка
опустила глаза, а всадник тронул коня.
Но и тронув коня, он все еще смотрел назад, где осталась потупленная
и покрасневшая Цаго. Девушка тоже, когда вся свита проехала мимо, поверх
голов старалась разглядеть уехавшего рыцаря, тянулась на цыпочках, хотя
ничего нельзя было разглядеть, потому что вслед за свитой хлынула на улицу
праздничная толпа.
Когда людская толпа укатилась вдаль, Павлиа вздохнул с облегчением.
Он обернулся к Цаго и что-то хотел сказать ей, но она как завороженная
смотрела вдаль, где все уже было застлано пылью.
В это время Павлиа оказался в объятиях брата Мамуки. С закрытыми
глазами, по силе и крепости, узнал бы Павлиа объятия златокузнеца.
Кузнец поднял грузного калеку и, как ребенка, понес к мастерской,
отворил ставню, постучал в окно. Дверь растворилась и вновь закрылась.
Вскоре Мамука снова вышел на улицу, на этот раз за Цаго. Голос брата
заставил ее очнуться от наваждения. Нехотя пошла она с улицы в мастерскую.
За ней закрылась дверь, закрылись и ставни.