"Гусейн Аббасзаде. Той победной весной (Из дневника лейтенанта Гиясзаде) " - читать интересную книгу автора

чтобы проверить температуру у капитана. Его широкий лоб был холодным как
лед...

СТРАННАЯ ПРОСЬБА

Когда кость срослась, с ноги сняли гипсовую повязку, которая тянулась
от ступни до бедра. Нога больше месяца была закована в твердый панцирь и
стала вялой, худой, онемела, кожа на ней покрылась синевой. Из-за того, что
я долго лежал без движения, ходить было тяжело. Врач поручил медсестре,
чтобы она ежедневно делала мне массаж. Нога постепенно стала оживать.
Опираясь на палку, я уже мог потихоньку прохаживаться по длинному коридору
госпиталя. Мне словно заново подарили мир. Я радовался, что не буду калекой.
Правда, еще месяц назад, увидев, как я обеспокоен своим ранением, врач
сказал: "Ни о чем не тревожьтесь, лейтенант, еще и в футбол играть будете".
Но в то время его слова показались простым утешением. Я не поверил врачу.
Остаться в двадцать с небольшим калекой, всю жизнь бродить с палкой в
руке... Когда я представлял это, меня охватывал ужас. Теперь тревоги
полностью отступили.
В дни Берлинской операции в наш госпиталь стали доставлять много
тяжелораненых. В палатах уже не было места. Поэтому тех, кто, подобно мне,
шел на поправку, отправляли в тыл. Меня отправили в большой военный
госпиталь в город Гляйвиц. В этом госпитале было намного просторней и во
всех отношениях удобней, чем в прежнем. Здесь я попал в палату, где
находилось пятеро офицеров. Заняв пустовавшую койку возле окна, я стал
присматриваться к соседям. На ближайшей ко мне кровати лежал сероглазый
парень с каштановыми волосами. У него было красивое смуглое лицо, тонкие
усики, и сперва я принял его за земляка, кавказца, но потом узнал, что он
украинец, из Харькова. Звали парня Ярославом, а фамилию он носил обычную,
украинскую - Василенко. На фронте старший лейтенант Василенко командовал
танковой ротой.
Когда я разместил свои немудреные вещи в тумбочке и присел на кровать,
Ярослав сказал:
- Лейтенант, вы с дороги, может, проголодались, так не стесняйтесь,
есть шоколад, печенье, возьмите поешьте, до обеда еще далеко; здесь, как на
фронте, нет "моего" и "твоего", все наше, общее.
Я поблагодарил старшего лейтенанта, сказал, что не голоден, только
очень устал.
- Устали? Ну что ж, место у вас удобное, постель чистая, можете
отдыхать сколько угодно. Здесь никто не побеспокоит. На передовой мы
изматываемся от бессонницы, а здесь - от отдыха.
В этот день я проспал до обеда. Если бы меня не разбудила медсестра,
наверняка спал бы и спал еще.
Вечером в клубе госпиталя показывали кино. Почти все ходячие больные
пошли туда. Фильм был не из новых, л его видел, потому остался в палате и
читал книгу.
Василенко, лежа на спине, тоже перелистывал какой-то иллюстрированный
журнал. Долгое время в палате стояла тишина. И вдруг, повернувшись ко мне
лицом, Ярослав сказал:
- Лейтенант, простите, что помешал вам, но... Я оторвался от книги,
посмотрел на соседа.