"Линн Эбби. Тени киновари" - читать интересную книгу автора

родил; они могли ненавидеть, презирать или насмехаться. Ее сделали; она была
другой, непохожей.
Матра придерживала шаль и шла, стараясь не выходить на свет, пока не
оказалась на вчерашнем рынке. Рано встающий или ночной народ, вроде нее,
сильно зависел от предприимчивых торговцев с вчерашних рынков: повозки с
товарами, появлявшиеся каждое утро около стен Урика, оказывались на рынках
очень не скоро. Вчерашние рынки служили тем, кто не мог ждать, когда ворота
города откроются и поток фермеров и ремесленников хлынет на улицы и
докатится до рыночных площадей, где они слезут со своих животных и начнут
продавать товары. Продавцы на вчерашних рынках жили в полумраке и на
рассвете, покупая остатки товаров дневного рынка, чтобы продать их на
следующий день за другую цену.
Вчерашние рынки были не формальны, абсолютно незаконны, и тем не менее
темплары Лорда Хаману смотрели на них сквозь пальцы, так как они были
абсолютно необходимы для нормального функционирования города. И вместе с
остальными вещами, которые выдержали испытание временем, вчерашние рынки
стали традицеей Урика. Продавец полуэльф, тоговавший на северозападном углу
пересечения Львиной Дороги и Плотницкого Ряда, продавал только вчерашние
фрукты, и его отец, и отец его отца продавали только их с тележки, которую
он прикатывал именно сюда, и его дети тоже будут их продавать, когда придет
их черед. Его сонные покупатели, которые заканчивали или, наоборот, начинали
свой рабочий день, полагались на его постоянство, и он в свою очередь, знал
их всех, как любой чужак в Урике знает всех других чужаков.
Матра была одна из самых новых в Урике, и не могла в полной мере
оценить великую традицию, которая приводила ее любимого продавца фруктов на
этот угол каждое утро. Он просто был там в тот первый раз, когда она решила
принести фрукты Отцу, и с тех пор так повторялось каждое утро.
- Кабры, элеганта, - сказал он с улыбкой, показывая на крепкие серые
сферы. - Почти свежие, из поместья Долфилиуса. Самые первые из нового урожая
и самые лучшие. Каждый за осколок, два осколка за несколько.
Продавец фруктов говорил не переставая, не ожидая ответа от Матры, и он
называл ее элеганта, а Отец сказал, что это вежливое слово для тех, кто, как
и она, выбрал не самую лучшую дорогу в жизни, но ей нравилось, как оно
звучит. Матра любила кабры, хотя почти забыла о них. Сейчас, увидев их на
тележке продавца, она вспомнила, не видела их много-много восходов солнца.
Наверно целый год восходов, судя по этому полуэльфу.
Года и урожаи смущали Матру. Ее жизнь состояла из дней и ночей, как
ожерелье из бусинок, за каждой темной обязательно следовала белая, без
изменений. Другие говорили о неделях и годах, о том, что растут и становятся
старше. Они говорили об урожаях, о выращивании растений и фруктов. Она была
достаточно умна, чтобы составить вместе куски говоломки и понимала, что еду
не делают в тележках, которые каждое утро появляются на вчерашнем рынке; еда
рождается где-то за стенами города. Но рост, развитие, старость - довольно
таки трудное понятие для того, кто сам не родился, никогда не был ребенком и
не может вспомнить что он был другим, не таким как сейчас.
Глядя на кабры Матра опять почувствовала свое отличие от них - свою
сделанность и новизну - как если бы она стояла в пустой пещере и ее жизнь
была скудным собранием воспоминаний, спиралью, брошенной к ее ногам.
Сконцентрировшись, Матра обнаружила, что в ее воспоминаниях есть шесть
мест с кабрами. Точно, шесть, значит шесть лет, так как кабры рождаются,