"Инга Абеле. Трижды стожалостная без слов (Рассказ) " - читать интересную книгу автора

Уходя, она еще раз обернулась к темноте, из которой сквозь деревья
струился холод, обернулась инстинктивно, как поднимает крестьянин
обслюнявленный палец, чтобы узнать, откуда дует ветер. Крохотная мысль
скользнула и исчезла. Почему он выбрал такое место для своего упокоения,
этот Хайнрих? В этом нигденикогдашнем овраге, где полгода царит сумрак, на
краю света, среди деревьев, у которых и имени-то нет? За тысячи верст от
сияющих в огнях мегаполисов, триумфальных арок и шоссе? Меня зовут Синтия,
твердит она, меня зовут Синтия. А кто эти двое, что улеглись с ним рядом?
Его зовут Вольфганг, а ее зовут Хилдегарде? Ее - Эмилия,
а его - Карл? Может быть, кого-то из них зовут Маргарета?

Трижды стожалостная дрогнула в воздухе, как подстреленное крыло, и
готова была отступить. Поднимаясь по откосу вверх, Синтия оглядывалась, и
чем выше она поднималась, тем больше разрасталось пламя свечи. С каждого
очередного взгорка казалось - желтый свет заливает все новые и новые
площади. Вот уже загорелись все три могилы, с мощным треском пылает крест. У
Синтии больше нет свечи в руке. Не валяй дурака, Синтия, почему ты свернула
влево, а не обратно, как подобает порядочной жене и матери! Мы были правы, у
тебя влажные подведенные глаза и ярко-красные губы. Ты хочешь идти на шоссе,
Синтия. Меня зовут Синтия. Желтая трава. Ну-ка, без уверток, Синтия, не
тереби в кармане стылое яблоко, возвращайся домой. Воскресный вечер, да и
слишком поздно, чтобы кого-то еще увидеть на шоссе. Синтия швыряет огрызок
яблока в траву и стискивает губы. А я хочу. Ну хоть самую чуть-чуть-чуточку
посмотреть. Чертовский туман затянул весь мир, да и свечи больше нет у меня,
вон, и трижды стожалостная отступилась, капитулировала и тащится домой,
подстреленная, застреленная, поджав несуществующий хвост промеж
несуществующих задних ног. Джунгли. Джунгли. Желтая трава. Для того и задние
ноги, чтобы поджимать хвост. У меня нет хвоста, меня зовут Синтия. Тут
непроглядные джунгли вокруг. Вершины деревьев, вросшие в туман, сосут влагу,
будто огромные узловатые провода. Ну почему мне нельзя туда, где хоть что-то
можно разглядеть? Она бросается бегом через яблоневый сад. Его зовут Вилнис.
Я устала. Может, его зовут Юрис, а меня Марта? Или меня - Ивета, а его -
Валдис? Может быть, Айвар? Почему бы ему не быть там, на том большом черном
шоссе, не мчаться вперед на блестящем автомобиле или скользить с горы на
гору словно призрак, словно медлительная память, пока он не увидит меня,
затормозит и откроет окно? Я бы позвала его, я бы крикнула, - Синтия
останавливается и взволнованно прижимает руки к груди, - я бы крикнула -
ай-я-а, ау, Ви-и-л-ни-и-ис! И так же громко, как сейчас, забилось бы сердце,
и так же радостно, как он на меня, я смотрела бы на него, Вил-ни-ис! Привет,
Синтия! Здравствуй, брат, сказала бы я ему. Как поживаешь, Синтия? Ай, да
все хорошо, Вилнис. Муж хорошо относится к тебе? Ай, да хорошо, только
иногда, ну, ты сам знаешь, и поцапаемся. На прошлой неделе закололи большую
свинью. За землю уплатили и за электричество. А дети твои здоровы, Синтия? -
спросил бы он и положил бы на край дверцы свои пальцы в золотых кольцах.
Дети здоровы, только на крылечке, которое ты забетонировал перед уходом,
недавно выкрошилась одна ступенька, и потому я боюсь за тебя. Почему ты
боишься за меня, Синтия, у меня все хорошо. На шее у него была бы широкая
золотая цепочка, далеко видная в тумане. У меня-то все хорошо, гляди, какие
у меня золотые кольца на пальцах, какая широкая золотая цепочка на шее и
большая, черная машина. Присаживайся рядом, Синтия, едем поглядеть, как ты