"Александр Абрамов, Сергей Абрамов. Все дозволено" - читать интересную книгу автора

пьянящее, что подкрадывается порой к художнику в предчувствии долгожданной
находки или к ученому на пороге еще смутно ощущающегося открытия. Капитан
взглянул на него и улыбнулся: понял. Потом посмотрел на уползавшие за
сине-зеленый горизонт тускло светящиеся цветные кружки и произнес
задумчиво, ни к кому не обращаясь:
- А ведь и на Земле иногда тот же эффект. Воздух, как призма, разлагает
свет. По существу, мы наблюдаем не один белый диск, а несколько цветных,
наложенных друг на друга. На закате края их обычно отсвечивают, окрашивая
небо. Чаще красным, а иногда где-нибудь на море или в пустыне мы видим
точь-в-точь такой же сине-зеленый горизонт.
- Горизонты разные, а солнце-то одно, - сказал Библ.
- И здесь одно. Только на Гедоне атмосферные условия позволяют видеть и
спектральное разложение, и фазовые смещения дисков.
- А может, пойдем? - зевнул Малыш. - Домой пора: ночи на Гедоне
короткие.
Все засмеялись. Малыш уже считал необжитую станцию домом. А ведь ее еще
надо было сделать домом, вдохнуть в этот захламленный сарай ту милую
человеку теплоту и домашность, которые мы обычно называем уютом. Четыре
человека снова молча обошли все коридоры и комнаты, где пахло пылью и
грязным бельем, и порешили отложить уют до утра: "Все равно до ночи не
управимся. А завтра разделимся. Двое пойдут на вездеходе, двое останутся
обживать станцию". Все знали, что обживать останутся Алик с Малышом, но
никто не возражал и не спорил.
После ужина перед сном провели летучку - первую на этой планете. Алик
повторил рассказ о бородатых младенцах, с особенной тщательностью
вспоминая подробности. "Побольше подробностей, - требовал Капитан. - Цвет,
форма, происхождение причины, последствия - все, что запомнилось". Но
слушал не перебивая, лишь иногда вставлял корректирующие или недовольные
замечания: "Не обратили внимания, откуда идут шланги с питанием к детской
площадке? Нет? Жаль". Осмотрев "хлыст" и запустив к потолку серебристый
лучик, подставил руку, поморщился и заметил: "Болевое оружие. Должно быть,
не убивает, иначе его не давали бы детям". На реплику Библа "почему
детям?" откликнулся тотчас же, упредив Алика; "Потому что взрослых они не
видели". Очень удивился, что Малыш и Алик, пробиваясь к вездеходу,
прибегли к гранатам. "А "пояса"? Один прыжок, и ваши дымовые шашки бы не
понадобились". Малыш и Алик смущенно молчали; "пояса" они забыли на
станции. Эти реактивные "пояса", без которых ныне не обходился ни один
спортсмен или турист, были изобретены на Земле еще в шестидесятых годах
двадцатого века. С довольно громоздким турбореактивным двигателем, они
позволяли человеку совершать прыжки в воздухе на расстоянии от пятидесяти
до двухсот метров. За сто лет их изрядно усовершенствовали, почти
приравняв человека к птице. Гравитационный двигатель, сменив
турбореактивный, уменьшился до размеров небольшой пряжки на спине, но
увеличил дистанцию прыжка до свободного полета по любой траектории. Одним
движением корпуса можно было изменить траекторию, но именно это и не
позволяло "поясам" стать массовым средством транспорта. В начале двадцать
первого века их популярность не превышала популярности мотоцикла сто лет
назад и несколько десятилетий спустя ее все еще ограничивала необходимость
риска, опыта и спортивного навыка.
Умение владеть "поясами" было элементарным для каждого космолетчика, и